Береги честь смолоду - Павел Вяч

В общем, мне стало понятно, почему Денебери так затягивал начало обучения и всеми силами отговаривал меня связываться с классической школой стихийной магии.

Некромант ждал пробуждения Крови. И, надо признаться, дождался.

С одной стороны, я был рад, что получил неожиданное усиление, с другой — дико сожалел, что улучшение не получило «Боевое лечение» или «Исцеление».

Сейчас это было более актуально.

А ситуация складывалась более, чем печальная.

Я смог вытащить пятерых воинов, остановив кровотечение, и посредством зелий вывел их из критического состояния в стабильно тяжелое.

Еще шестеро так и находились без сознания с крайней степенью истощения.

Те спаскомплекты, на которые надеялся Аш, и которые должны были помочь вернуться на заставу, сейчас с трудом удерживали жизни воинов в теле.

Еще четырех воинов я, как ни старался, спасти не смог.

Один захлебнулся кровью — я слишком поздно заметил, что у него пробито легкое, остальные получили слишком много ран.

Спаскомплекты позволили им продержаться до конца схватки, но и только.

Увы, но мои заклинания оказались здесь бессильны.

Возможно, помогли бы разрабатываемые совместно с Даном медтюбики, но единственный образец, который у меня был с собой, я потратил на Аша.

И если Денебери было, в общем-то, плевать на раненых — он просто не считал, что чем-то им обязан, то я попал в крайне неудобное положение.

С одной стороны, нужно было бежать за помощью, к тому же идти-то было, как я понял, не шибко далеко.

С другой — в моих руках были жизни полутора десятков воинов.

Постоянные заклинания исцеления, постоянный ток жизненной энергии и, конечно же, Нити жизни.

Пришлось связать свой источник с источниками воинов, чтобы хотя бы удерживать их на краю пропасти.

Так я и провел последние пару часов — пил зелья маны, запас которых стремительно подходил к концу, медитировал и подлечивал умирающих ребят.

Умом я понимал, что долго так не продержусь, но тем не менее, я отчаянно сражался за жизнь каждого из воинов.

Я не знал их имен, некоторых и вовсе видел в первый раз.

Даже битва, и та, по большому счету, прошла мимо меня.

Только и помню обрывки ночного кошмара…

Вот высокий лучник, которого сейчас трясет лихорадка, без промаха посылает одну стрелу за другой.

Тетива его короткого лука щелкает по специальной перчатке, из-под которой уже проступила кровь, но он не обращает на рану никакого внимания.

Из его живота и плеча струится кровь — не все пилумы псов летели мимо, и у многих воинов не было магических щитов.

Нога перетянута чей-то курткой — подобравшийся на расстояние удара пес успел рассечь бедро…

Вот крепыш, который сейчас лежит без сознания и дышит через раз, прорубается сквозь импровизированную черепаху песьеголовых.

Левый глаз залит кровью, правая рука висит плетью, а продолжает переть вперёд, круша боевым топором все на своем пути…

Вот маг, сейчас харкающий кровью, щедро накрывает порядки песьеголовых градом из сосулек.

Он до последнего оставался без единой раны и уже в самом конце получил копьем в живот от потерявшего ноги пса…

И это только те моменты, которые отложились у меня в памяти, а я, признаться, много не увидел.

Слишком сильно был занят собой…

Так или иначе, но я сейчас отвечал за жизни каждого из лежащих на земле мужчин.

А учитывая, что бросить их у низины означало обречь на верную смерть, мне не оставалось ничего другого, как задуматься о курьере.

Из шестнадцати офицеров, только двое были в сознании, но, к сожалению, оба были неходячими.

Один, насколько я понял, получил сильнейший сотряс и держался сейчас исключительно на спаскомплекте. Его постоянно тошнило, и он то и дело отрубался.

А вот второй, несмотря на то, что получил один пилум в правое бедро и ещё два в живот, держался бодрячком и вовсю зубоскалил.

Согласно наставлению по боевой подготовке в таких случаях, как наш, если рейд не возвращался в условленное время, застава немедленно посылала разведку.

Вот только длительность рейда была заявлена в двенадцать часов, а я четко осознавал, что больше шести продержаться не смогу.

А значит… у меня был только один выход.

— Денебери, — пробормотал я себе под нос. — Как мне поднять умертвие?

«Именно умертвие? — тут же отозвался некромант, будто только и ждал этого вопроса. — Не зомби, не скелет и не баньши?»

— Ещё бы понимать разницу, — поморщился я. — Брось валять дурака. Ты знаешь, что я хочу сделать».

«Глупое решение, — усмехнулся Денебери. — Гораздо выгодней выпить их жизни и получить заготовку под призрачный отряд. А из Трибуна и вовсе получится великолепный дух-охранитель».

— И этот человек учит меня чести, — пробормотал я, оглядывая лежащих передо мной воинов.

«Это для тебя, из-за твоей же слабости и якобы человечности, они свои, — невозмутимо отозвался Денебери, — а для меня они солдаты. Расходный материал, если угодно. Цена, которую нужно заплатить за победу».

— Нельзя мерить победу человеческими жизнями, — вздохнул я.

«Да ты что? — наигранно удивился некромант. — А чем? Деньгами? Землей? Властью?»

— Ну, может быть ты и прав, — вынужденно согласился я, — но я не буду так поступать.

«А если я тебе скажу, что для того, чтобы поднять умертвие, нужно принести в жертву кого-нибудь из них? Одна жизнь в обмен на пятнадцать — как тебе такой расклад?»

— Сволочь ты, — скрипнул зубами я. — Редкостная.

«Да уж, Александр, — с разочарованием протянул Денебери. — И когда ты только поймешь, что в мире нет благодарности и прочей чепухи. Нет друзей и «своих». Есть только интересы рода».

— И к чему род привела такая политика? — не удержался я. — У нас говорят, хочешь идти быстро — иди один. Хочешь идти далеко — идите вместе.

«А у нас говорят, хочешь идти — иди. И не спрашивай ни у кого разрешения, — парировал некромант. — Вот увидишь, твое человеколюбие принесет тебе много бед. Слабый пытается понравиться всем. Сильный молча берет своё».

— Только сильный способен защитить слабых, — я покрепче сжал оплывший жезл и шагнул к кусту, под котором валялись тела убитых песьеголовых.

«И что ты собираешься делать? — в голосе Денебери прозвучала тревога. — Ты же не знаешь нужного плетения!»

— А мне и не надо, — криво усмехнулся я. — Я знаю, что нужно сделать, чтобы упокоить мертвеца, а значит, если сделать все наоборот, получится его поднять».