Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки - Сергей Юрьевич Ежов

наслаждения, все мыслимые удовольствия, как только ты войдёшь туда. Но прежде, чем войти подумай: чем ты будешь платить? И не забывай, что за выход с тебя возьмут дороже, чем за вход в медовую ловушку. Песню Дин исполнял по-английски и по-русски. Русский текст ему написала наша Дина.

Когда наш поезд отправился от платформы вокзала Ульяновска в сторону Казани, в купе, которое я делил с Валерой и Кайратом, явился Дин Рид. Он остановился в дверях:

— Ребята, мне можно войти?

— Входите, Дин. — ответил я. Можете сесть на правую полку, она свободна.

— А почему ты на верхней полке, Юрий?

— Не знаю. Я с детства любил поезда, и всегда стремился именно на верхнюю полку. Кайрат тоже. А вот Валера любит нижнюю полку. Дело вкуса. Ты по делу, Дин?

— Да, по делу. Юрий, «Отель „Калифорния“» великолепная песня, но у меня чувство, что у тебя имеется ещё нечто для моего исполнения.

— Есть такая песня. Но, как понимаешь, стихи для неё тоже нужно сочинить.

— О, если мне поможет Дина, то никаких проблем не возникнет.

— Хорошо, сейчас позовём Дину и можно приступать.

— Где будем работать? Если хочешь, можем здесь.

— Ни в коем случае! — влез в наш разговор появившийся ниоткуда режиссёр. — Идите в салон, там и вам удобно, и мы сможем снять по-человечески процесс работы над песней.

— Что, Дин, подчинимся? Люди работают, нужно помочь.

— Без проблем. А хочешь, я принесу электроорган?

— Он на батарейках?

— Нет. Но мне сказали, что от поездной сети он может работать.

— Отличная идея, Дин. Несите.

В салоне моментально установили съёмочную и осветительную технику, режиссёр указал нам места, куда садиться.

— Не обращайте на нас внимания, просто работайте, а мы будем снимать всё подряд. — предупредил режиссёр.

Я взял глюкофон, Ленуська — свой любимый аккордеон, Фая — флейту, а Валера и Кайрат — гитары. Без инструментов остались только Дин, Ирина Сергеевна и Дина. Впрочем, у них в руках были блокноты для записи нот и текста.

— Представьте себе картину: многополосная автострада, забитая машинами. Машины то останавливаются, то срываются с места и мчатся по улицам, по эстакадам, по шоссе. Ночь, с низких облаков хлещет дождь. Дорогу освещают только фары и придорожные фонари, и видно, что каждый человек в отдельной машине отделён от остальных. Он одинок, он никому не нужен. И человек невольно задумывается, а нужна ли ему цель, к которой он стремится? Не уподобился ли он крысе в стае других крыс, что мчатся по канализационному коллектору?

Все внимательно слушают меня, Ирина Сергеевна вполголоса переводит Дину непонятные моменты моей речи.

— И вот, наш герой видит у обочины женщину. Как раз в это время поток замирает, и человек видит, что рядом с его машиной стоит его мать. Мать спрашивает: «Сынок, куда ты так мчишься? Разве ты не знаешь, что эта дорога ведёт в ад?» Видение исчезает, и поток машин снова срывается с места.

Я взял глюкофон:

— Сейчас я покажу основную канву. Кайрат, тут работа по твоему вкусу: гитары должны звучать мощно, агрессивно. — и я стал играть знаменитую мелодию Криса Ри «Дорога в ад».

Дина сразу выпала из реальности и застрочила карандашом в блокноте, то, улыбаясь написанному, то, хмурясь и зачёркивая. Взгляд её перестал что-либо выражать. Мне тоже знакомо состояние творческой эйфории, блаженства от самого процесса создания литературного произведения. Гениальный Мануэль Бандейра блистательно описал это:

Стихи слагаю — как будто плачу

От невезенья и от печали…

Кто слез не знает, найдя удачу,

Пусть кончит чтенье еще в начале.

Пишу — как кровью, пылая страстью,

Томясь от боли, напрасно каясь…

Бушуют в венах и скорбь, и счастье,

Струясь из сердца и растекаясь.

Грусть этих строчек — тяжелый груз,

Жизнь, с губ слетая, подходит к краю,

Во рту остался лишь горький вкус.

— Стихи слагаю, как умираю.[80]

Кстати, а ведь это стихотворение прекрасно подойдёт для романса! Нужно поработать над музыкой, думаю, Ирине Сергеевне он подойдёт.

Все заняты: Кайрат и Валера вполголоса затеяли спор с Ириной Сергеевной, что-то доказывают, а она на чём-то настаивает. Наконец пришли к общему мнению, и проигрывают получившийся отрывок. Дин смотрит на нас несколько растерянно: мы дети, а поведение как у профессиональных музыкантов. Наконец он берётся за блокнот и начинает в нём строчить. Оглядываюсь на режиссёра: он выглядит чрезвычайно довольным — эпизод получается удачным. Оператор колдует со своей камерой, наводит объектив то на одного, то на другого человека, но никто не смущается: привыкли и увлечены работой.

Творческий процесс прервал посыльный из вагона-ресторана с сообщением, что обед готов, нужно торопиться. Общей толпой переходим в ресторан, быстро обедаем и обратно: работа не ждёт.

Спустя пару-тройку часов текст написан, Дина и Дин голова к голове обсуждают его. Ирина Сергеевна помогает им, иногда что-то объясняя Дину. Наконец приступаем к репетиции, которая длится до ужина. После ужина снова собираемся в салоне, но уже не репетируем. У нас простые посиделки: Кайрат и Валера продолжают свою шахматную партию, я разбираю пасьянс из домино, Дина и Ленуська занялись шлифовкой текста песни, а сегодня к ним присоединился Дин Рид: он решил усовершенствовать свой письменный русский язык. А рядом с ним — Ирина Сергеевна, куда без неё.

В Казани и Свердловске мы останавливались на два дня, давали концерты и в Свердловске даже посетили футбольный матч местных команд. Зачем нас затащили на эту глупую игру осталось загадкой, но счёт матча — 5:0 напомнил мне замечательную песню уроженца здешних мест Владимира Шехрина.

Наши два вагона прицепили к тепловозу, и мы отправились в Кустанай. По дороге я «сочинил» песню, и уже в середине пути оба вагона сотрясались от многоголосья:

Какая боль! Какая боль!

Аргентина — Ямайка пять-ноль!

И снова хором:

Какая боль! Какая боль!

Аргентина — Ямайка пять-ноль![81]

В Кустанае нас встретили как триумфаторов, был даже первый секретарь кустанайского обкома и куча сопровождающих лиц, а уж народу пришло просто невероятное количество. Чтобы успокоить народ, мы устроили короткий концерт, исполнив каждый по две песни, после чего люди удовлетворенно разошлись по делам, а нас посадили в автобус. Всю группу, включая Дина Рида, потащили на банкет, но я отговорился больной головой, и ушел спать в своё купе: я действительно как-то скверно себя почувствовал.