Дух воина - Марианна Красовская

Мужчина помолчал немного и попросил:

— Поклянись, что ты не врешь.

— Клянусь своей жизнью, истинная правда. И про Охтыра, и про Гаюну. А ты скажи, как Карын стал ханом? Где Тавегей?

— Тавегей на небесах с великими предками.

Женька от огорчения едва не сболтнула что-то вроде «Жаль, Баяр будет расстроен». Едва успела прикусить язык.

— А его жена? А Аасор? С ними что? Нурхан-гуай где?

— Нурхан-гуай исчез, Аасор тут, куда денется… — про жену хана он предпочел умолчать.

— Вот как… Так как все же умер Тавегей?

— Убит ножом в живот. Ночью. Во сне.

— Карын его?

— Никто не знает, но все думают, что он.

— Странные вы, – пожала плечами Женька, решительно направляясь к шатру Аасора. – Он убивает детей, убивает отца. А вы клянетесь ему в верности.

— Сильных хан – многие победы.

— Ох как много сил нужно, чтобы перерезать горло ребенку или убить спящего! Что же твой Карын не вызвал отца на бой? Что же не сражался с Баяром, а решил его отравить? Ах, ну да. Еще можно воевать с женщинами! Выгнать свою жену и украсть вдову брата…

Ее охранник ничего на это не сказал, но разве Женьке нужен был ответ? Она прекрасно знала уже, что мужчины – сплетники и болтуны ничуть не меньшие, чем женщины. Хорошо бы этот… как его… Ургай, вот, поговорил со своими друзьями потом. И обсудил вопрос мужественности Карына. И надо найти мать Баяра, если она еще жива, конечно. Пока же Женьке очень нужен был Аасор, имелась у нее пара важных вопросов к нему, как к целителю.

Шаман совершенно не изменился. Такой же маленький, морщинистый и лысый, с хитрыми раскосыми глазами. Дженне он кивнул, ничуть не удивившись, сунул ей в руки вечную ступку с пестом, коротко сообщив:

— Черноцвет и полынь. Погребальные травы.

— Я подожду снаружи, – быстро пробормотал Ургай и выскочил из шатра.

Женька беззвучно рассмеялась.

— Что из этих трав выйдет?

— Мазь для заживления ран. То, что внутрь – яд, снаружи – лекарство.

Женька кивнула, бесцеремонно усаживаясь на подушки и привычно размещая ступку между ног. Она и раньше помогала шаману в его работе.

— Ну что, мой маленький воин, вот ты и вернулась туда, откуда все началось.

— И здесь же все закончится? — с надеждой спросила она.

— Нет. Ну… не скоро. Ты поменялась.

— Да. Я все же женщина гораздо больше, чем думала о себе.

— Я не об этом. Ты больше не ребенок. Ты – взрослая.

— Я? – искренне изумилась Женька, которая себя ребенком никогда и не считала.

— Не так сказал. Ты – птица, вставшая на крыло.

— А, ладно, – она подумает об этом ночью перед сном – как обычно и делала. — Аасор, а часто у вас женщины родами умирают?

— Случается, – тут же погас старик. – Особенно, когда это очень кому-то нужно. Почему спрашиваешь, неуемная? Неужели не догадалась отвары пить?

— Сама решила, – призналась она. — Баяр мечтал о ребенке, а я вот… Короче… Ну…

— Я понял. М-да, это все меняет. Времени все меньше. Будь очень осторожна сейчас. И молчи, молчи. Карыну ты вдруг понравилась, и он пока тебя не тронет. Но кто знает, кто знает… На вот, кстати, – Аасор протянул ей кинжал. – Пригодится.

Больше шаман ничего не сказал, и Женька вышла из его шатра злая и разочарованная. Вот же противный старикашка, никакой от него помощи, только напугал ее еще больше! Придется как-то выкручиваться самой. Но за кинжал спасибо, с ним сразу стало в разы спокойнее.

Кто сеет ветер – пожнет бурю. Женька не знала, кто сказал эти слова, но они ей очень нравились. Она старательно сеяла ветер: и рассказами об Охтыре, и упоминаниями о славных победах Баяровой сотни, и о войне Карына с женщинами и детьми. И буря грянула – даже быстрее, чем она ожидала. Зря он, конечно, позволил ей гулять по стану, очень зря.

Уже к вечеру отец Охтыра – и стоящие за его спиной сотники – подошел к Карыну и прямо задал вопрос:

— Кто убил моего сына, хан?

Карын вздрогнул, отступил на шаг и нашел глазами Дженну. Та криво улыбнулась.

— Твой сын был предателем, – сказал Карын. – Он служил Сулиму. И помогал отравить Баяра.

— И зачем бы Сулиму убивать своего брата? – невинно заметила Дженна. — Или хромой пес мог бы стать ханом?

— Мой сын – ребенок. Ему не было и двенадцати лет! — зарычал тысячник. – Он – мой единственный сын!

— Ты сам виноват, – равнодушно бросил Карын. – Не смог воспитать достойного воина.

Мгновенно, просто молниеносно сверкнула сталь. Тысячник вытащил саблю. Карын стоял неподвижно, насмешливо щурясь, явно уверенный, что отец Охтыра не посмеет напасть на безоружного, а бросить вызов хану – у него просто не хватит сил. В поединке Карын мог одолеть любого, даже и бывалого воина на добрый десяток лет его старше.

— Предатель, ты посмел поднять оружие на своего владыку? – спокойно спросил Карын. – Свяжите его. Завтра на рассвете его казнят.

Женьке хотелось закричать на воинов: что же они делают, почему подчиняются? Разве не могут они сейчас всей толпой просто послать Карына к черту, к степным демонам, к иштырцам в задницу, или куда там кохтэ посылают неугодных? Но нет, воины обступили осунувшегося тысячника, разом постаревшего на добрый десяток лет, разоружили его и увели прочь.

— Баяр бы никогда… — раздалось вдруг тихо… но так громко.

Карын обернулся рывком, весь окаменев.

— Баяр мертв. А любому, кто его вспомнит, я язык вырву.

— Баяр жив, – раздался вдруг надтреснутый голос. – Он не мог умереть.

Женька шумно втянула воздух, оглядываясь.

Старая Эймира отрезала косы. Были они у нее черные, длинные, едва ли не до колен, лишь несколько седых нитей потерялись в них. Эймира гордилась своими волосами, не у каждой молодой девушки такие были. В день, когда она нашла своего мужа мертвым в луже крови – косы в одночасье стали белыми как снег.

Она никогда не думала даже, что станет вдовой. Ей казалось, что Тавегей вечен. Неуязвимый в бою – ни стрела, ни сабля не могли его серьезно обидеть. Ранения были, конечно, но легкие.

Предки были милостивы к Эймире. Шестеро сыновей, красавица дочь. И сама она – даже в возрасте, когда многие ее ровесницы уже потеряли волосы и зубы, – оставалась статной и красивой. Немного раздалась в бедрах, появились морщины вокруг глаз, стали болеть ноги порой да спину прихватывать, но в целом – она была хороша и прекрасно это знала. Нисколько не боялась, что муж ее разлюбит, даже сама ему посоветовала взять в шатер молодую наложницу.