Наши дети. Азбука семьи - Диана Машкова

Новый поворот

Но оказалось, кое в чем я все-таки была права – в следующую субботу Гоша снова стоял на нашем пороге. Радости Даши Маленькой не было предела. Она тут же утащила Гошу в свою комнату играть. Через пять минут они оба уже ползали по полу и что-то увлеченно выкладывали из кубиков. Я смотрела на этих двоих и улыбалась до ушей: перед обаянием Гоши невозможно было устоять ни взрослым, ни малышам.

Дети немного поиграли, потом мы собрались садиться за стол. И тут вернулся из магазина Денис. Я не успела предупредить мужа о том, что к нам снова приехал Гоша, мальчик из детского дома, о котором рассказывала, и тут же пожалела об этом.

– Эт-то что еще за мужик?! – зашипел на меня муж.

Я увела его в кухню и закрыла дверь, чтобы дети не слышали. Конечно, Гоша успел уловить агрессию и испугаться: в его глазах на мгновение промелькнул ужас.

– Это не мужик, – я не ожидала от Дениса такой реакции, – это тот самый мальчик из Дашиного детского дома. Который пишет стихи. Ему всего пятнадцать лет.

– Что ему тут надо?!

– Он просто приехал в гости.

– Ты в своем уме?! – муж вышел из берегов. – У нас две девочки в подростковом возрасте. И тут этот самец!

– Денис, ты что, – я по-настоящему испугалась, что муж выставит Гошу за дверь, – он же ребенок! Ровесник Нэллы.

Только потом, задним умом, я поняла, что произошло – Денис ощутил угрозу. Этот «чужой» претендовал на внимание женщин, больших и маленьких, в его семье. Гоша вступил в бессознательное соперничество с единственным мужчиной. Буквально месяц назад примерно так же, поначалу неосознанно, я отреагировала на Дашу Большую, когда она появилась у нас дома и потом пыталась соперничать со мной, чтобы захватить власть в семье. Помогало только одно – менять угол зрения. Видеть перед собой не половозрелого взрослого, хотя перед глазами был именно этот образ, а ребенка, который нуждается в помощи.

Один из самых сложных моментов в принятии подростка-сироты – это умение видеть маленького беззащитного ребенка в теле взрослого человека. И помнить о том, что подростку нужны опора и защита.

Весь вечер Гоша старался держаться поближе ко мне, словно искал защиты. Постепенно он разобрался, что к чему: понял, что Денис добрый и абсолютно безопасный – мухи не обидит. Разве что подшутить может, но на юмор Гоша никогда не обижался.

И все-таки им было очень трудно найти общий язык. У Дениса никогда не было сыновей, ребенок в его картине мира означал «девочка». А Гоша, с рождения живя в системе, общался только с женщинами – мужчин-воспитателей или учителей у них не было. Конечно, он видел время от времени директора детского дома, проходил каждый день мимо охранников, но чтобы научиться строить отношения со своим полом, этого было ничтожно мало. Нужен был образ отца, старшего мужчины, наставника. И оба они – Гоша с Денисом – общались друг с другом так, словно шли по минному полю. Мне хотелось помочь им обоим, но я не очень понимала, что можно сделать. Только рассказывала, оставаясь с каждым наедине, Денису о Гоше и наоборот. Мне казалось, хоть так, через истории из жизней друг друга они смогут познакомиться ближе.

В тот же день Гоша впервые увиделся и с Нэллой. Тут, как обычно, никаких проблем не возникло – не было еще в нашей жизни ребенка, которого бы старшая дочь не приняла с распростертыми объятиями. Каждый казался ей интересным, с любым она находила общий язык. Кровные дети нередко испытывают ревность к тем, кто приходит извне, а Нэлла наоборот. Первая шла навстречу и даже в самые сложные моменты с Дашей и Гошей говорила только одно: «Если бы я знала, что будет так сложно, сто раз бы подумала, прежде чем согласие на них давать». Но все равно продолжала поддерживать и защищать Гошу с Дашей.

Гоша с того дня стал приезжать к нам каждые выходные. Не успевали мы в субботу открыть глаза, как уже раздавался звонок в дверь. На пороге стоял Гоша. Он никогда не предупреждал заранее, и потому нередко случалось так, что никого дома не заставал. Я работала в фонде по субботам – в этот день мы как раз проводили лекции в Клубе и устраивали другие мероприятия. Гоша звонил мне, спрашивал, куда можно подъехать и через час-другой был уже тут как тут. Старался помогать. Надевал футболку фонда и работал волонтером. Наблюдал за приемными семьями и их детьми. Спрашивал, чем помочь.

Словно всем своим существом говорил мне: «Я здесь! Я тут! Не забывай про меня!»

– Гоша, принеси, пожалуйста.

– Гоша, разложи, пожалуйста.

– Гоша, порежь, пожалуйста.

Удовольствие, с которым он помогал, подкупало. Иногда я незаметно наблюдала за тем, как он работает, и улыбалась от счастья. Его желание нравиться не оставалось незамеченным, рядом с ворчливой и всегда недовольной Дашей Гоша казался мне сокровищем, подарком судьбы. И в то же время я испытывала чувство вины – понимала, что ничего не могу ему предложить. Мы не сможем принять взрослого мальчика.

Каждую встречу мы много разговаривали – в машине по дороге в фонд и обратно. Во время походов по магазинам. Дома, за чашкой чая. Гоша много рассказывал о жизни в детском доме, о своих друзьях. Я говорила о работе фонда, об интересных людях, у которых брала интервью, о книгах, о нашей собственной семье. Один выходной мы обязательно проводили вместе и постоянно болтали обо всем на свете. Уже тогда Даша Большая стала закатывать истерики из-за того, что Гоша приезжает к нам в дом. Хотя ее положению в семье уже ничего не угрожало – к тому времени она уже переехала к нам – но в ней проснулась дикая ревность. Стоило Гоше появиться на пороге, как она демонстративно уходила и закрывалась в своей комнате. Никакие разговоры о том, что парню нужна помощь, не работали.

Я старалась как можно чаще говорить с Гошей о будущем. Ему было почти шестнадцать лет, но он понятия не имел, чем хотел бы заниматься в дальнейшем. Ребенок словно поставил свою жизнь на паузу – было уже ясно, что к ОГЭ его не допустят, что школу он покинет со справкой, учиться дальше никуда не возьмут – но он не предпринимал ни малейших попыток что-то исправить. Повис в воздухе между землей и небом.

Поначалу я пыталась что-то для него сделать – он признался, что прошел курсы парикмахеров и ему понравилось, – обзвонила парикмахерские колледжи Москвы, нашла те, которые готовы были взять после восьми классов, выяснила, сколько стоит обучение, предложила его оплатить. Но Гоша категорически отказался.

Он не видел перед собой никакого будущего, даже на несколько лет вперед. Не понимал, чем будет заниматься через несколько месяцев. Жил одним днем. Я ломала голову над тем, как его поддержать. Что для него сделать. Мы продолжали разговаривать, думать, искать. По очереди – то я, то Денис – рассказывали Гоше о разных профессиях. О том, что мир сильно изменился за последнее время и появилось много новых интересных задач: к половине из них пока ни колледжи, ни вузы даже не готовят. Я говорила Гоше, что у него много плюсов – он коммуникабельный, харизматичный, в нем есть творческое начало, умение нравиться и желание помогать. Даже при отсутствии образования можно неплохо организовать свою жизнь – среди моих знакомых есть успешные люди, которые даже школу не окончили в свое время, зато реализовались в творчестве. Но и образование еще можно получить, отсутствие допуска к ОГЭ – это не конец света.