Фаворитка короля - Анна О'Брайен

Я внутренне посмеивалась над их благодарными физиономиями — они полагали, что дешево отделались. Какие глупцы — впрочем, как большинство мужчин. Они что же, не понимают, что я и без всего этого пошла бы к Эдуарду? Им не было нужды платить за мое согласие. Но, как говорил мне Виндзор, женщина не должна упускать возможностей, коль скоро они открываются…

— Более того, — продолжала я, — если уж я буду причастна к управлению делами двора, мне потребуется доступ к королевской казне, чтобы получать необходимые средства…

Они быстро переглянулись между собой, недовольно пожимая плечами, но разве можно было отказать?

— Это все можно устроить, — с этими словами Гонт проводил меня до двери, слегка поддерживая под руку.

Я мало знала о нем, только то, что Эдуард высоко его ценил. Насколько он честолюбив, я не имела никакого понятия. Он не был наследником престола. Какую выгоду из нашего договора рассчитывал извлечь он сам? Не было похоже, что он очень доволен жизнью. У меня по затылку словно скользнули пальцы, холодные, как у принца, — недоброе предчувствие того, что когда-нибудь я найду ответы на эти вопросы.

Дойдя до двери, я улыбнулась и снова сделала общий реверанс, издевательски демонстрируя им глубочайшее почтение.

— Я сделаю то, что пообещала вам, милорды. Я стану фавориткой Эдуарда — открыто, перед лицом всего двора. И если мне достанет сил, то верну короля к жизни.

Вот сколько всего было решено в этой покрытой пылью комнатке старого дворца! Я позволила себе еще раз обвести глазами эти знакомые лица, наслаждаясь их неловкостью, за которой скрывалось глубокое недовольство тем, что они на золотом блюде поднесли мне чуть ли не безграничную власть.

Но все ли уже решено? Ведь мне теперь придется пошевелить мозгами и пустить в ход все свое искусство убеждать, чтобы преодолеть одно-единственное препятствие к полному успеху затеянного нами предприятия. А я была совершенно убеждена, что добиться этого окажется не так-то легко.

— Не останется он безучастным ко мне? — спросила я у Отважной, которой пришлось поневоле нести стражу у дверей заговорщиков.

Она встала, потянулась и чихнула. Собаке будущее виделось ничуть не яснее, чем мне.

Не желая терять времени попусту, я сразу написала записку Гризли — в таких вопросах не приходилось быть слишком щепетильной.

Я ожидаю, что скоро в моем распоряжении окажутся известные средства, сэр. Купите или арендуйте, что сможете, дабы обеспечить мое благополучие в будущем.

Гризли, как всегда, не замедлил исполнить распоряжение. Через месяц я уже арендовала земли семейства Орби с правом опеки над их наследником и устройства его брака. Всего у меня было уже десять имений. Я захлопала в ладоши и от избытка чувств прижала к губам свидетельство о владении указанными правами. Понемногу я становилась состоятельной женщиной.

Уже больше шести лет я была любовницей Эдуарда, но еще ни одно из наших свиданий не происходило по моей воле. Я неизменно ждала вызова от него.

Теперь же я стояла у входа в покои Эдуарда и дрожала всем телом, но вовсе не от сквозняка, который колебал гобелены на стенах. Внутри у меня все сжималось от того, что предстояло сделать. Я выбирала тактику — как полководец составляет план сражения, заранее обдумывая, когда атаковать, а когда и отступить. Что, интересно, посоветовал бы мне на этот раз Вильям де Виндзор?

«Атакуй самое слабое место в его обороне и не давай передышки, пока не выиграешь битву. По сути, вообще нельзя давать ни малейшей передышки, иначе неприятель потеснит твои войска».

Мне это мало чем могло помочь. Я должна просто положиться на свои женские инстинкты и только молиться, чтобы Эдуард ответил на мой призыв. «Пресвятая Дева, сделай так, чтобы он меня не прогнал!» Я шагнула через порог, тихонько притворила за собой дверь и порадовалась тому, что путь мне предусмотрительно расчистили другие.

Сначала передняя, совершенно пустая, наполненная жуткой тишиной. Затем приемная, тоже совершенно безлюдная. Наконец, кабинет Халидон-Хилл[73], где король отдыхал, читая книги или слушая музыку. Мне была хорошо знакома эта комната с великолепными гобеленами, изображавшими первую крупную победу Эдуарда — тогда он, совсем еще молодой, сумел показать шотландцам, кто хозяин в их доме. На низком табурете стояла шахматная доска с расставленными фигурами, ни одна из которых так и не сдвинулась с места. В камине горело слабое пламя, бросая отсветы на фигурки из полированного дерева и на большой буфет. У огня стояло внушительное кресло, недалеко от него — сундук, на крышке которого остались графин с вином, кубок и нетронутое блюдо с пирогами. Кто-то оставил в подсвечнике зажженную свечу, которая уже почти догорела.

В кабинете был Эдуард. Король до кончиков ногтей, в роскошных одеждах, усыпанных драгоценностями, могучий Плантагенет, третий по счету Эдуард, который сделал Англию великой державой и сорок лет не давал ей спуститься с этой вершины, стоял не шевелясь, как каменное изваяние. Он даже не повернул ко мне голову.

Я молча ждала, не открывая рта и не двигаясь.

— Поставь блюдо с едой и ступай, — приказал Эдуард.

Он смотрел через окно вдаль — за сады, за укрепления замка, на далекие луга и врезающиеся в них клинья леса. Возможно, ничего этого он не замечал. Стоял прямо, расставив сильные ноги, развернув широкие плечи. Я пришла к выводу, что здоровье его ничуть не пошатнулось, и у меня немного отлегло от сердца, но вид этой комнаты не мог не встревожить — кроме забытых шахмат, ничто в ней не говорило о хозяине. Ни одной книги, ни единой бумаги на столе, и привычный сокол не сидит на своем насесте. Только величественные сцены битвы на гобеленах, в ярких красках, беспощадные в своей правдивости, а солнце сверкает на вытканных серебряными нитями доспехах и оружии бойцов. Мне показалось, что сцены сражения умаляют сиятельное величие самого короля. Трудно было выбрать более подходящую обстановку, на фоне которой можно уйти в бездну небытия.

Эдуард даже не обернулся, чтобы убедиться, исполнено ли его приказание. По-моему, его это ничуть не интересовало.

Значит, первый шаг все же придется сделать мне самой.

— Подать вина, государь?

Ответом на мои слова стало мрачное молчание. Эдуард напрягся всем телом. Медленно, очень медленно он повернулся, держась одной рукой за каменный выступ стены, — теперь я поняла, что он и раньше на него опирался. Вероятно, ослабел гораздо больше, чем мне сперва показалось.

Теперь он был весь на свету, и я увидела то, что до сих пор таилось от взгляда.

«Ах, Эдуард! Что вы сделали с собой?» И тут же пришел в голову другой вопрос: «Неужели вы настолько ее любили?»