Сэр Найджел Лоринг - Артур Конан Дойл

Молодой француз встал на ноги.

— Не отнимайте у меня меч, — попросил он. — Я ваш, освобождаете вы меня или не освобождаете. Кажется, я могу сесть на лошадь, хотя голова у меня все еще гудит, как треснувший колокол.

Найджел совершенно не представлял себе, где теперь находятся его товарищи, но он вспомнил, что сэр Роберт сказал ему, чтобы он ехал на солнце и тогда рано или поздно окажется на дороге. И так они отправились в путь. Пока оба неспешно трусили по холмистой равнине, француз совсем оправился, и между ними завязался оживленный разговор.

— Я только что прибыл из Франции, — начал пленник. — Я надеялся завоевать тут почести, потому как наслышан, что англичане — отважные воины и сражаться с ними — одно удовольствие. Мои мулы и поклажа остались в Эвране, а я поехал вперед посмотреть, что тут делается, натолкнулся на ваш отряд на марше и поехал за ним в надежде на добычу или приключение. А потом вы погнались за мной, и я отдал бы все золотые кубки отца, чтобы на мне были доспехи и я мог встретить вас лицом к лицу. Я обещал графине Беатрисе прислать к ней одного или даже двух англичан поцеловать ей руку.

— Могло случиться и хуже, — заметил Найджел. — А эта прекрасная дама — ваша невеста?

— Это моя любовь, — ответил француз. — Мы ждем, когда графа убьют на войне, и тогда поженимся. А ваша дама, Найджел? Мне хотелось бы ее увидеть.

— Возможно, вы и увидите ее, — все, что я о вас узнал, преисполняет меня желанием продолжить наше знакомство. Мне думается, мы еще сможем сделать так, чтобы все это принесло нам и пользу, и честь, потому что, когда сэр Роберт поговорит с вами, я буду волен поступить с вами, как захочу.

— А как вы захотите поступить?

— Мы сразимся, и либо я увижу леди Беатрису, либо вы — леди Мэри. Нет, не благодарите меня: я, как и вы, прибыл в эти земли за славой и думаю, что лучше всего поискать ее на острие вашего меча. Мой благородный господин и повелитель сэр Джон Чандос не раз говорил мне, что, сколько он ни встречал французских рыцарей или оруженосцев, всякий раз их общество приносило ему много пользы и удовольствия. А теперь я и сам вижу, что это сущая правда.

Так они ехали целый час. Француз изливался в восхвалениях своей даме и даже достал из кармана ее перчатку, из-за пазухи подвязку, а из-под седла вытащил ее туфлю. Она была блондинка, и когда он узнал, что Мэри темноволоса, он хотел было тут же остановиться и поединком выяснить, какой цвет лучше. Потом он рассказал о своем огромном замке в Лота, у истоков прекрасной Гаронны, о том, что в конюшнях у них сотня лошадей, а на псарне семьдесят гончих. Были у них и соколы — пятьдесят птиц.

Он приглашал английского друга обязательно приехать к нему, как только кончится война, — и как же они прекрасно проведут время! Найджел, холодная английская кровь которого оттаяла под этим юным, южным лучом, поведал ему о вересковых склонах Суррея, о Вулмерских лесах и даже о священных покоях Косфорда.

Однако в то время, когда они ехали рядом в сторону заходящего солнца, а души их витали далеко в родных краях, произошло событие, которое сразу вернуло их мысли к зловещим холмам Бретани.

Это был протяжный звук трубы, доносившийся откуда-то с дальней стороны невысокого гребня горной гряды, к которой они направлялись. Издалека ему ответил такой же протяжный сигнал.

— Ваш лагерь, — сказал француз.

— Нет, — ответил Найджел, — у нас только волынки да литавры, трубы я ни разу у нас не слышал. Нам надо быть осторожнее: мы же не знаем, что там впереди. Свернем сюда и посмотрим сверху, что происходит, а самих нас тут не заметят.

Вершины холма увенчивали лежавшие там и сям валуны, и из-за них юным оруженосцам хорошо была видна каменистая долина на другой стороне. На небольшом холме виднелось квадратное строение, окруженное зубчатой стеной. На некотором расстоянии от него стоял огромный потемневший замок, такой же массивный, как и скалы, на которых он был воздвигнут. На одном углу его высилась хорошо укрепленная башня, а с четырех сторон — стены с бойницами. Над башней на ветру гордо реяло большое знамя с каким-то гербом, отсвечивая красным в лучах заходящего солнца. Найджел, нахмурив лоб, стал из-под ладони его рассматривать.

— Это не английский герб, и не французские лилии, да и не бретонский горностай, — сказал он наконец. — Владелец замка сражается сам за себя — на знамени его собственный герб. Мне думается, это червленая голова на серебряном фоне.

— Кровавая голова на серебряном блюде! — воскликнул француз. — меня предупреждали о нем. Это вовсе и не человек, друг мой Найджел. Это чудовище, которое воюет с англичанами, французами и всеми христианами. Вы никогда не слышали о Мяснике из Ла Броиньера?

— Нет, никогда.

— Его клянет вся Франция. Мне говорили, что в этом самом году он казнил Жиля де Сен-Поля, друга английского короля!

— Да, да, теперь припоминаю: я что-то слышал об этом в Кале еще до похода.

— Так вот, значит, где он живет, и упаси вас Господь ступить за те ворота — оттуда еще ни один пленник не возвращался живым. С самого начала этой войны он был сам себе король, и вон в тех подвалах лежит все, что он награбил за одиннадцать лет. Ну, как тут правосудию до него добраться, если никто не знает, чьи это земли? Вот когда мы выпроводим вас всех обратно на ваш остров, нам придется, клянусь Матерью Божьей, заплатить тяжкий долг тому, кто живет в той громаде.

Пока они наблюдали за замком, снова раздался звук трубы. Он доносился не из замка, а с дальнего конца ущелья, но из-за стен вновь прозвучал ответный сигнал, и вслед за тем показался растянувшийся длинной шеренгой отряд мародеров, возвращавшихся домой из какого-то набега. В авангарде во главе отряда копейщиков ехал высокий дородный человек в медных доспехах; в луча заходящего солнца он сиял, как раззолоченный идол. На голове у него не было шлема, он вез его на шее лошади. У него была длинная, нечесаная борода, доходившая до нагрудника, по спине вились такой же длины волосы. Рядом с ним ехал оруженосец со знаменем — высоко над их головами полоскалась на ветру та же кровавая голова. За копейщиками шла вереница мулов с тяжелыми вьюками, а по обе стороны от них брела толпа несчастных поселян — их гнали в крепость. Замыкал шествие еще один отряд копейщиков. Эти вели человек двадцать пленных, которые шли плотным строем.

Найджел некоторое время смотрел на них, потом вскочил на лошадь и под прикрытием хребта помчался в другой его конец, чтобы быть поближе к воротам крепости. Не успел он занять новую позицию, как кавалькада подошла к подъемному мосту и под приветственный рев тех, кто толпился на стенах, стала гуськом проходить в замок. Найджел еще раз пристально посмотрел на пленных в хвосте колонны и вдруг так заволновался, что вышел из-за валуна и оказался на открытой вершине.

— Клянусь святым Павлом! — вскричал он, — так и есть! Я вижу там коричневые куртки. Это английские стрелки!

В то же время самый последний пленный, здоровенный широкоплечий человек, оглянулся и увидел над собой на вершине холма блестящую фигуру без шлема, на груди которой горели пять алых роз. Одним движением руки он оттолкнул стражей и на мгновенье оказался вне толпы.