Дитя огня - Юлия Крен

Будущее выглядело туманным как никогда. Возможно, они не успеют освободить Ричарда и король Людовик убьет его, а потом нападет на Нормандию. Возможно, при попытке увезти мальчика из Лана они все погибнут. Но именно поэтому им нельзя было тратить время на слова. Словно ведомые таинственной силой, которая уравнивала их шаги, они молча подошли друг к другу и обнялись. Матильда прижалась к Арвиду, не понимая, почему тогда, после часов наслаждения, она не осталась рядом, чтобы поговорить с ним, а позже, после смерти Вильгельма, не искала с ним встречи, а сбежала в монастырь. Как легко было его обнимать. Как приятно знать, что они вместе. И как естественно больше не подавлять желание прикоснуться к нему, нежно провести по его коже…

Они еще долго не могли разомкнуть объятий.

– Почему ты не в монастыре?

Арвид и Матильда произнесли эти слова одновременно. Никто не стал отвечать. В глазах друг друга они видели тоску по утраченной заветной мечте и в то же время уверенность в том, что оставить ее и искать свое призвание в чем-то другом было правильным решением.

– Я там не на своем месте, – снова сказали они в один голос.

Арвид ничего не добавил, и Матильда произнесла:

– Видимо, мой отец был влиятельным человеком… Поэтому меня хотят убить. Я вспомнила, что могу спрятаться здесь, даже если тут я в безопасности, но не дома.

– Если у человека нет дома, ему все равно, где жить, – пробормотал Арвид. – Что нам теперь делать?

– Я знаю только одно: я хочу быть с тобой.

– Почему же ты тогда сбежала из Руана? Почему не попрощалась со мной? – спросил он.

– Почему ты за мной не поехал? – ответила Матильда вопросом на вопрос.

– Почему после смерти Вильгельма ты меня избегала?

– А почему мы тратим время на вопросы?

На лице Арвида промелькнула грустная улыбка. Он открыл рот, но не для того, чтобы ответить. Он наклонился и поцеловал девушку. Медленно и нежно они коснулись друг друга губами, а потом языками.

Когда Матильда и Арвид, затаив дыхание, оторвались друг от друга, у обоих горели щеки.

– Почему… почему ты помогаешь Ричарду? – поинтересовалась девушка.

Арвид задумался.

– Новый аббат Жюмьежского монастыря собирался выдать меня Людовику, и я вспомнил, что могу спрятаться здесь. Но на самом деле причина в другом. Пока Вильгельм был жив, я не мог себе в этом признаться, но после его смерти я понял, что он был моим лучшим другом, моим братом с похожей судьбой. Он умер слишком рано, так и не успев окончательно примирить свои норманнские корни с христианской верой, но если его сын проживет долго, то, может быть, ему это удастся. А ты… почему ты ему помогаешь?

Матильда тоже ответила не сразу:

– Первые несколько лет после побега из монастыря Святого Амвросия я много времени проводила с Герлок и Спротой. Сначала я брала пример с Герлок и думала, что если довольно долго отрекаться от себя и забывать свое прошлое, то можно обрести счастье. Но потом я увидела, что таким образом Герлок не обрела счастье, а лишь потеряла улыбку. Я стала подражать Спроте, которая считала, что человека, изображающего равнодушие, невозможно обидеть, а тот, кто не любит, не страдает. Но сегодня ночью она призналась, что была неправа. И если нам удастся вернуть Ричарда целым и невредимым, это станет доказательством того, что любовь может не причинять боль, а придавать силы и изменять все к лучшему.

Чтобы объяснить, что она хочет доказать это не только Спроте, но также самой себе и Арвиду, одних слов было мало.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Матильда поднялась на цыпочки и снова поцеловала Арвида, еще более страстно и требовательно, чем до этого. Она не оборвала поцелуй даже тогда, когда они мягко опустились на кровать.

Его прикосновения возбуждали ее так же сильно, как и в первый раз. Их тела и губы соединились. Вместе влюбленные научились взлетать и мягко приземляться, растворяться друг в друге и возрождаться снова. У них было мало времени, и каждый миг они тонули в сладком омуте своих горячих тел, а стонами и учащенным дыханием заглушали страх снова потерять то, чего так долго ждали и сейчас получили. Они разожгли огонь, который мог вечно освещать в их памяти каждое из этих мгновений.

Только когда все закончилось, Матильда заметила, что плачет, но это были не слезы отчаяния, а слезы надежды. Надежды для нее с Арвидом, для Спроты, для Ричарда. Надежды для всего народа Нормандии.

Во сне она видела себя молодой, а на самом деле была старой. Так, по крайней мере, все выглядело в последние годы. Теперь ее судьба изменилась. Ее сны казались старыми, ведь они являлись свидетельством того времени, которое больше не имело значения, – наяву же Авуаза вновь обрела молодость. Наконец у нее появилась надежда, наконец она сможет бороться не в одиночку. Деккура и Даниэля женщина вовсе не принимала во внимание, на Аскульфа могла положиться лишь иногда, а на жителей Котантена, поддержкой которых они пытались заручиться, никогда особо и не рассчитывала. Совершенно случайно она нашла новых союзников, а с ними можно достичь многого.

Авуазе были известны их имена – Седрик и Турмод, – но она не знала этих людей в лицо. Она поддерживала с ними связь через посланников, но сама их еще не видела. И тем не менее женщина чувствовала, что их объединяют общие цели. Авуаза знала, что Седрик и Турмод были язычниками с севера: их корабли-драконы недавно пристали к побережью Котантена. Эти люди были полны решимости завоевывать и порабощать, не подчиняясь ни христианскому Богу, ни норманнским графам, и жить здесь, придерживаясь обычаев своей родины.

– Я хочу с ними встретиться! – обратилась Авуаза к Аскульфу. – Пришло время строить совместные планы.

Аскульф промолчал, но брат Даниэль закричал с непривычным страхом в голосе:

– Ты ведь не знаешь, кто они на самом деле! Может быть, это всего лишь предводители разбойничих банд, которые хотят грабить, убивать монахов и насиловать девушек? Почему ты стремишься объединиться именно с ними?

– Потому что они настоящие мужчины!

– Ты хотела сказать «настоящие язычники»! Но разве то, что все норманны, не принявшие христианскую веру, терпят поражение на этой земле, не знак Всевышнего?

Авуаза зарычала, как дикий зверь. Как он смеет говорить о поражении, если дело ее возлюбленного рухнуло не из-за его трусости и лени, а просто потому, что он умер?

Да, при жизни он тоже не из всех битв выходил победителем, иногда вражеские войска оказывались сильнее и ему приходилось бежать. Он хотел завоевать не только Бретань, и это ему не удалось. Но у нее – у нее это должно получиться, она должна по крайней мере вернуть себе родину, а Турмод и Седрик обязаны ей в этом помочь!

– Закрой рот! – набросилась Авуаза на брата Даниэля и прошипела: – И почему только я тебя до сих пор не убила?