Воспитательные моменты. Как любить ребенка. Оставьте меня детям (Педагогические записи) - Януш Корчак
Шрифт:
Интервал:
5 × 7. Я выиграл ставку в лотерею жизни. Мой номер уже выпал из барабана. Ставка – это всего лишь столько, что в этом раунде я не проиграю, если не рискну снова. Это хорошо: я мог проиграть. Но я потерял шанс выиграть главный выигрыш – солидный куш, жаль. Мне справедливо вернули то, что я поставил. Безопасно. Но тускло – и обидно.
Одиночество – это не больно. Я ценю воспоминания. Школьный товарищ – милая беседа за стаканом черного кофе в случайной тихой кондитерской, где никто не помешает. Друга я не ищу, потому что знаю, что не найду. Я не желаю знать больше, чем можно. Я заключил с жизнью соглашение: мы не будем друг другу мешать. Некрасиво рвать друг другу глотки, да и безуспешно это.
Кажется, в политике это называется так: мы разграничили сферы влияния. Досюда – и не больше, и не дальше, и не выше. Ты и я.
6 × 7. А может быть?.. Уже пора или еще есть время? Это зависит от многого. Подведем итог. Активы, пассивы. Если бы только знать, сколько мне еще осталось лет, когда конец. Я еще не чувствую в себе смерти, но уже над ней размышляю. Если портной шьет мне новый костюм, я не говорю: «Это уже последний»; но вот письменный стол и шкаф меня точно переживут. Я договорился с судьбой и с собой. Я знаю, сколь мало стою и значу. Без капризов и сюрпризов. Будут суровые и мягкие зимы, будут дождливые и жаркие лета. И приятная прохлада, и бури, и метели. И я скажу: уже десять лет… уже пятнадцать лет как не было такого града, такого наводнения. Я помню такой ураган, такой пожар, я тогда молодой был… минутку… уже студент или еще школьник?
7 × 7. Что, собственно говоря, такое – жизнь, что такое счастье? Лишь бы не хуже, лишь бы вот как сейчас. Две семерки встретились, вежливо меня поздравили, довольные, что именно здесь, именно сейчас. Газета – только на первый взгляд бессмысленное чтиво. И даже если так. Без газеты никак. Это и редакционные статьи, и романы с продолжением, и некрологи, и театральная критика, и судебный репортаж. Кино – новый фильм. Новый роман. Мелкие несчастные случаи и доска объявлений. Все это не столько интересно, сколько на выбор. Кто-то попал под трамвай, кто-то изобрел что-то, у этого шубу украли, тому – пять лет тюрьмы. Этот хочет купить швейную или пишущую машинку, или продает пианино, или хочет снять три комнаты с удобствами.
Я бы сказал, широкое русло величественно текущей Вислы, как раз такой, как под Варшавой.
Мой город, моя улица, мой магазин, где я постоянно делаю покупки, мой портной, а самое важное – моя рабочая мастерская.
Лишь бы не хуже. Потому что, если бы можно было повелеть солнцу: остановись! – то, наверное, именно сейчас. (Есть такой трактатик: О счастливейшем времени жизни – кто бы мог подумать, что это Карамзин95. Он нам весьма досадил в русской школе.)
7 × 8 – 56. Как же пронеслись все эти годы! Именно что пронеслись. Только вчера было 7 × 7. Ничего не прибавилось, ничего не убавилось. Какая огромная разница в возрасте: семь и четырнадцать, четырнадцать и двадцать. А для меня тот, кому 7 × 7, и тот, кому 7 × 8, – форменные ровесники.
Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Ведь нет двух одинаковых листьев, или капель, или песчинок. У того больше лысина, а у этого – седина. У этого – вставные зубы, а у этого – только коронки. У того очки, а тот плохо слышит. У того все больше кости болят, а у этого – суставы. Но я говорю о семилетиях. Я знаю, жизнь можно делить и на пятилетия – и тоже можно все складно подсчитать. Понимаю: условия. Богатство, бедность. Успех, неудачи. Знаю: война, войны, катастрофы. Да и это относительно. Ее светлость со мной поделилась: «Война меня разбаловала, потом трудно будет привыкать». Даже и эта, нынешняя война многих разбаловала. А ведь, кажется, нет человека, который бы не считал, что его недостаток сил, здоровья, энергии – результат не войны, а его 7 × 8 и 7 × 9.
* * *
Какие невыносимые сны. Вчера ночью снились немцы, а я без повязки в запретные часы на Праге. Просыпаюсь. Снова сон. В поезде меня переводят в купе, метр на метр, где уже несколько евреев. Сегодня ночью они умерли. Трупы мертвых детей. Один мертвый ребенок в корыте. Другой, с содранной кожей, на столе в морге, – явственно дышит.
Новый сон: я на стремянке высоко под потолком, а отец раз за разом откусывает от кулича огромный кусок, такой с глазурью и изюмом, а то, что не помещается во рту, отец крошит и кладет в карман.
Просыпаюсь в поту в самый страшный момент. Разве смерть – не такое же пробуждение в ту секунду, когда кажется, что выхода уже нет?
«Ведь каждый может найти эти пять минут, чтобы умереть», – прочел я где-то.
* * *
Февраль. Дзельна, 39. Краткие записки96.
Каждый десятый накидывается на меня насчет решения вопроса с конфетками и пряниками – я уже впадаю в ярость. Нет других дел, кроме пряников.
Вчера из больницы вернулся мальчик после ампутации ноги из-за обморожения. Сенсация.
Каждый считает своим долгом мне об этом сообщить. Докучливая бессмыслица – я это как-нибудь переварю. Но чтобы этот мальчик был героем дня?
Видно, мало здесь истерии.
* * *
Меня подвели два разумных, уравновешенных и объективных информатора и советника: весы и термометр.
Я перестал им верить. И они здесь врут.
* * *
Тут говорят:
– Первая группа, вторая группа – зона А, зона В, зона C. Говорят: крыло («крыло еще не ходило на завтрак»). Говорят: территория В, территория I. И, в свою очередь: группа мальчиков, группа девочек…
Это случайность, какой-то исторический рудимент, или желание запугать и сбить с толку новичка?
Трудно понять.
* * *
Есть мужчины – то курьер, то коридорный, то швейцар, то дворник. Есть работницы физического труда, служанки, воспитательницы – сегодня родился термин «гигиенистка». Есть «этажные», «палатные», наверное, и ключницы тоже. В тюрьме меня это мало трогало, но здесь мешает. Трудно сориентироваться.
* * *
Есть утренние, полуденные, ночные, больные, выздоравливающие, температурящие, заменяющие и выделенные, выходные и уволенные.
Трудно понять, кто есть кто.
* * *
Смотрит на меня перепуганным взором и отвечает: не знаю.
Словно не работала здесь десять лет и только вчера приехала. Словно я ее спрашиваю про полюс или экватор.
Не знает. Делает по-своему.
Одно спасает: не вмешиваться и не знать, что творит стоглавое вражье войско сотрудников.
* * *
Дети?
Не только дети, потому что и звери, и сволочи, и дерьмо.
Я себя поймал на злоупотреблении: я таким даю неполные ложки рыбьего жира. Полагаю, на их могилах вырастут крапива, лопух да собачья петрушка, не полезные овощи и не цветы, куда там.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!