Желанная и вероломная - Хизер Грэм

— Всегда имеются варианты, миссис Майклсон.

— Да. Я, скажем, предпочла бы, чтобы вы ехали своей дорогой, но похоже, вы не намерены этого делать.

— Я поеду, но не один.

— А значит, у меня нет выбора. Однако интересно знать, понимаете ли вы, какую ответственность на себя берете?

Дэниел улыбнулся еще шире:

— К сожалению, должен вас разочаровать, миссис Майклсон: я превосходно обращаюсь с грудными младенцами.

— Неужели? В таком случае вы представляете, сколько всякой всячины, помимо пеленок, потребуется ребенку в дороге. И я очень рада, что в пути у меня будет такой .опытный помощник.

— Где малыш? — спросил он.

Она помедлила с ответом.

— Спит. Я уложила его в постельку, чтобы собрать вещи.

Келли взглянула на любимого, и у нее защемило сердце.

Красивые черты его лица заострились. Он похудел. Последнее сражение обернулось для мятежников большими потерями, по крайней мере так говорили отступавшие солдаты. Ей надо бы ненавидеть Дэниела, надо бы также как и я, чтобы хотелось выцарапать ему глаза, а она жаждала его обнять, разгладить морщинки вокруг глаз, смыть с него грязь и пот.

— Знаешь, у меня все забрали, ведь здесь сначала прошла одна армия, потом другая. Но супа у меня можешь поесть. Если бы ты остался отдохнуть на ночь, я привела бы в порядок твой мундир, а ты бы хорошенько отмок в ванне.

— И ты соблазнила бы меня, чтобы передать в руки янки.

Нет уж, благодарю покорно, — холодно отозвался он.

Келли выпрямилась и гордо расправила плечи.

— Дело твое. Ходи голодный, грязный. И чувствуй себя несчастным, если тебе так нравится! Но запомни: я тебя не соблазняла.

— Соблазняла.

— У меня не было выбора.

— Бедняжка Келли! Похоже, у тебя никогда не бывает выбора! Кстати, как поживает капитан Дабни?

— Понятия не имею.

— Неужели? — Камерон удивленно вздернул бровь. — Мне казалось, вы очень близко знакомы друг с другом.

Женщина решительно шагнула вперед и с размаху залепила обидчику пощечину.

Схватив Келли за руку, он крепко прижал ее к себе, пристально глядя ей в глаза горящим от негодования взглядом.

— Осторожнее, Келли! За войну я приобрел множество отвратительных привычек. И когда на меня нападают, я спуску не даю.

Дэниел просто кипел от бешенства. Пронзительный взгляд ярко-синих глаз выражал множество самых разнообразных эмоций. Нет, плакать ей нельзя, надо продолжать битву, потому что это все-таки лучше, чем сдаться.

— А когда на меня нападают, полковник, я тоже не даю спуску.

— Я задал тебе вопрос.

Женщина яростно замотала головой;

— Хорош вопрос, нечего сказать! Ты бросил мне в лицо обвинение, и я нахожу это оскорбительным!

— А я нахожу оскорбительным то, что произошло здесь со мной.

— Весьма сожалею, но поскольку ты все равно не поверишь, мне больше нечего сказать.

— Ну как же? Я спросил тебя о Дабни. Как он поживает?

Все еще патрулирует ваш район? Ему так и не удалось ни разу побывать в настоящем бою?

— Я уже ответила! Я не знаю!

Дэниел все еще крепко держал ее за талию, плотно прижав к себе. Жар его тела воспламенял ее. Нет, надо как-то высвободиться!

Резким движением она попыталась вырвать свою руку.

— Не знаю. Я его не видела.

— Пора ехать, Келли. Я иду за ребенком, — отвернувшись, сказал он.

Кровь моментально отлила у нее от лица. Значит, он не шутит. Почему же ей так страшно?

Потому что он увозит их из родного дома, пусть даже по ее земле без конца ходят враги. Она не знала точно, куда она едет и как будет жить там, на далеком Юге.

Ему нужен ребенок, она ему не нужна. Что ж, ; придется обратиться в суд: наверное, ни один судья не разрешит солдату отобрать ребенка у матери. А вдруг Дэниел увезет ее в такое место, где все судьи подчиняются Камеронам, игнорируя законы?

Сжав кулаки, она отступила на шаг и, задрав подбородок, стала молить Бога, чтобы голос у нее не дрожал.

— Я не оставлю сына, Дэниел. Не знаю, каковы твои намерения, но я его не оставлю. И мне безразлично, что ты попытаешься предпринять.

Он бросил на нее озадаченный взгляд, как будто она вдруг потеряла рассудок.

— Если бы ты захотела его оставить, то едва ли поехала бы сейчас со мной.

— Ты не понял. Я хочу сказать, что тебе не удастся от меня отделаться.

— О, миссис Майклсон, у меня нет намерения отделаться от вас, — тихо произнес он, и от его приятного баритона по спине побежали мурашки. — Полагаю, будет гораздо безопаснее ни на минуту не выпускать вас из виду. Я провел некоторое время в тюрьме на Севере, а вам, возможно, придется провести время в заключении на Юге.

Келли в упор взглянула на него:

— Если только… — И тут голос у нее дрогнул.

— Если «только»?

— Если только ты силой не отберешь его у меня. — Последние слова Келли произнесла прерывистым шепотом, чуть не плача. По всей видимости, это его тронуло.

— Я сказал, что забираю сына домой. И дал тебе десять минут на размышление. О чем теперь говорить?

Келли опустила глаза.

— Ты везешь малыша к себе домой, Дэниел. А мой дом и его — здесь.

Он молчал, и Келли подняла на него вопросительный взгляд.

— Его дом в Камерон-холле, Келли. Там его примут с « распростертыми объятиями.

— А как же я? Меня там не примут? Или мое присутствие будут просто терпеть?

— Никто еще не чувствовал себя нежеланным гостем У меня дома.

— Понятно. Не сомневаюсь, что там и рабов принимали с распростертыми объятиями.

— У меня больше нет рабов, Келли. Но если тебе хочется жить в собственном коттедже, то нет ничего проще…

— Значит, ты поселишь меня в отдельном доме…

— Я сказал, что могу предоставить отдельный коттедж, если ты захочешь, — раздраженно отозвался Дэниел.

— А как ты сам намерен распорядиться мною?

— Какой уместный вопрос, и как мило и невинно он звучит!

— По-моему, вполне закономерный вопрос!

— Что ты сама-то хочешь, Келли? — хриплым голосом спросил он.

— С тобой невозможно разговаривать! — возмущенно воскликнула женщина.

— Ошибаешься, милая, со мной можно разговаривать. Но я никогда больше не позволю тебе обвести меня вокруг пальца!

— Обвести вокруг пальца? Вам не о чем беспокоиться, полковник. Клянусь, вы никогда больше не прикоснетесь ко мне!