Идеальное отражение - Дмитрий Казаков

Желание это пришло ко мне минут через пятнадцать после коннекта.

— Он в Новосибирске, в центре города, — сказал я. — Сражается с теми праведниками, которых мы видели.

— А если погибнет? — спросил Синдбад.

— Если… — тут я осёкся: учитывая, какая связь установилась между мной и дублем, связь невидимая, но в то же время прочная, как поверхность металлического, идеально чистого зеркала, гибель одного не может не отразиться на другом. Вот только как, чёрт возьми? Кто сможет ответить на этот вопрос? — Если он погибнет, я, наверное, это почувствую… Наверное, мне будет плохо…

А что, если сознание или «душа» того существа, что возникло в «Мультипликаторе», после разрушения своего вместилища попытается перебраться в моё тело?

Пройти по проторенной дорожке, знакомым путём.

И сделать меня настоящим одержимым.

И вновь появляется вопрос — заметит ли кто, что в теле Лиса поселился новый хозяин? Если он возьмёт надо мной верх, то, скорее всего, никто ничего не заметит, поскольку для окружающих мало что изменится. Ну, двинулся опытный проводник мозгами, стал ещё более странным, чем ранее, но так ведь рано или поздно все, живущие внутри Барьера, повреждаются в уме.

Разве что Синдбад и Колючий обнаружат подмену, да и то потому, что я попытаюсь их убить.

— Но поскольку пока у меня всё нормально, то он жив! — заявил я, изо всех сил про себя твердя: «Этого не может быть! Этого не может быть! Не может быть!» — И, судя по тому, что я понял, скоро пойдёт сюда.

Но ежели чужая «душа» — будем называть это так — не сумеет подавить мою, но сможет уцепиться за мои мозги, то мы получим случай раздвоения личности. И опять же никто особо не удивится — это Пятизонье, братцы, и здравый рассудок тут сохранить не проще, чем девственность в борделе.

— Пойдёт сюда? — Синдбад посмотрел на меня недоверчиво.

Каждый раз «сеанс связи» проходил по-иному, хотя кое-какие ощущения повторялись: потеря контроля над собственным телом, отвратительное прикосновение к чужим мыслям. Порой я считывал только визуальный уровень восприятия дубля, в другой ситуации ловил показания его имплантов, ну а в случае «глубокого погружения» читал его намерения и даже мысли.

— Обязательно. Его путь велит ему двигаться дальше. Он явится в тамбур, и тогда мы завершим эту историю, — уверенно закончил я.

— Хорошо, если так, — кивнул Синдбад. — Ну что, будить мальчишку? Ты сам не хочешь поспать?

Я помотал головой — бодрости не ощущал, усталость, накопившаяся за последние дни, никуда не делась, но в то же время меня трясло от лихорадочного, нездорового возбуждения.

Проснувшийся Колючий уставился на нас подозрительно — он явно решил, что мы подняли его только ради того, чтобы посмеяться. Но сказать ничего не успел, поскольку мои импланты дружно засигналили, а облака на юге, над Бердском, выплюнули три чёрные точки.

— Ложись! Драконы! — объявил я, и мы залегли.

Летучие чугунки, пожалуй, самые опасные твари из обычных жителей Пятизонья, уверенно мчались в нашу сторону. И вёл их «красный» дракон, мутировавший из боевой машины последнего поколения Ка-85 «Пустельга».

Эти монстры почитались самыми опасными не только из-за вооружения, а из-за того, что имели в электронных мозгах виртуального штурмана, и поэтому могли похвастаться знанием тактики, умением взаимодействовать друг с другом и проявлять прямо-таки человеческую хитрость.

— Оп-па… — только и прошептал Колючий, когда на консолях под брюхом переднего биомеха вспыхнуло пламя, и две плазменные ракеты устремились к тому холму, где укрывались мы.

Убежать от такой штуковины проблематично, уцелеть, когда она взрывается рядом — почти невозможно…

Я уже приготовился к доблестной смерти в плазменном пламени и ко встрече с чёрными рогатыми уродами, как вдруг понял, что случилось невероятное — дракон промазал! Ракеты врезались в землю со значительным недолётом, и там, где они упали, вспухли два огромных белёсых шара из огня, а в стороны покатилась ударная волна.

В общем, нас слегка обдало пеплом, вот и всё.

— Чего это они? — удивлённо спросил Синдбад, глядя, как два чугунка палят по универмагу, в котором засели егеря, и садят в белый свет, как в копеечку. — Развлекаются, что ли?

— Не похоже… — отозвался я.

«Красный» дракон выпустил ещё одну ракету, вовсе умчавшуюся куда-то в сторону ГЭС, а затем принялся выписывать в воздухе кульбиты, каких вроде бы нельзя ожидать от столь тяжёлой боевой машины!

Он раскачивался, разворачивался винтами вниз, делал резкие рывки в разных направлениях, словно пытался вырваться из невидимой петли. И всё это сильно напоминало мне родео, когда ковбой садится на спину необъезженной лошади, а та пытается сбросить наездника.

Пытается вернуться себе свободу…

— Вернуть свободу! — это я выкрикнул вслух.

Чугунок, словно услышал меня, замер, а затем устремился к нам, вырастая в размерах. Я успел нервно дёрнуться, нас обдало ветром, и железная туша зависла в нескольких метрах от земли.

Зрелище было ещё то — не для слабонервных.

Тело биомеха покрывала серовато-голубая чешуя, похожая на рыбью, местами из неё торчали пучки металлических «волос». Месили воздух соосные винты, в стороны торчали необычайно длинные для вертолёта крылья, украшенные на концах острыми загнутыми крюками.

На орудийных подвесках соседствовали обычные ракеты и чудного вида чёрные контейнеры, то ли оружие, то ли органы чувств летучего монстра. Из-под морды дракона торчали две импульсные пушки, а по стеклу кабины плыли радужные пятна, словно её покрывала бензиновая плёнка.

И хвост выглядел совсем не так, как это бывает у обычных вертушек — нечто похожее на металлический веер.

— Убирайся, исчадие ада! — завопил Колючий, вскидывая «мегеру». — Сдохни, именем Господа!

— Стой! — Я едва успел перехватить его руку.

До этого момента чугунок мог уничтожить нас десяток раз, и не подлетая так близко, в зону поражения картечницы. А сейчас он висел на одном месте, не делая попыток напасть, и создавалось впечатление, что он разглядывает нас. Я почти чувствовал жадный, враждебный и в то же время холодный взгляд, идущий из пустой вроде бы кабины.

— Как же, стой… — попытавшийся вырваться Колючий осёкся, когда дракон резко ушёл вверх.

Мелькнуло брюхо, более светлое по сравнению с боками, ударил по воздуху веер на кончике хвоста, и «красный» биомех помчался туда, где ходили кругами два его обычных собрата.

— Странно всё это. — Синдбад сложил губы трубочкой.

— Ничего странного, — я помотал головой. — Кто-то попытался подчинить их своей воле.

Я вспомнил разговор с одним мнемотехником, случившийся на Обочине чуть ли не год назад. Тот выпил прозрачного и разоткровенничался, открыл мне кое-какие секреты собственного ремесла. Тогда я узнал, что дракон из всех чугунков — самый умный и свободолюбивый, что подчинить его можно, но ненадолго, и что он вырвется при первой возможности.