Пособие для начинающей ведьмы - Елизавета Шумская

– Что ты хочешь, котенок?

– Ну…

– Говори, милая, не мнись.

– Ну на пару дней остаться… Только не злись…

– Зачем? – хмуро спросил он.

– Понимаешь, Ямига сказала мне, что тут растет зарецвет, она даже знает где. А мне он так нужен! Но его положено высушить обязательно в строго определенных условиях, а срывать только на закате. Любовь моя, мне так необходимо пополнить запас! И других травок тоже! Солнышко, солнышко, пойми, это для меня жизненно необходимо! Ну милый…

– О звезды! – прошептал эльф, зарываясь в шелковые волосы, лишь бы не видеть эти умоляющие глаза, которые творили с ним, что хотели. – Связался на свою голову с ведьмой!

– Значит, да?!

– Да! Да, конечно…

– Ой, милый, дай я тебя поцелую!.. Слушай, а ты мне так и не рассказал, что тебе сказал Элевиэль? Он узнал что-нибудь про амулет?

Т’ьелх вздохнул:

– Нет, ничего. Но он привез мне много бумаг из большого архива кошек. Будешь смеяться – увели из-под самого носа у Анкела.

– Может, поэтому на них и напали?

– Да нет, не думаю. Там такая крученая операция получилась, что и звезды не разберутся. Да и документы к Элевиэлю, как он ни пыжится, попали по большей части случайно. Он и сам толком не знает, что там. Как раз, пока ты будешь со своими травками возиться, посижу почитаю. А знаешь, забавно все-таки. Вот кошки – вредные, ехидные, хитрые, шпионы, воры, наемные убийцы, отравители, а все равно их любят больше, чем Анкела, – мага, которому единственному удалось их прищучить.

Ива с хозяйкой чуть ли не вприпрыжку убежали на поиски своих любимых травок, а Т’ьелх уселся за добытые с таким трудом бумаги. Нельзя сказать, что подборка оказалась слишком уж увлекательной, хотя парочку документов темный эльф спрятал с особенной тщательностью.

Сидя на удобном крылечке, он услышал скрип, который мог возникнуть, только когда кто-то пытается встать с кровати. Т’ьелх поднялся и вошел в комнату. На него смотрели темные глаза, в сумраке помещения показавшиеся ему круглыми и горящими угольками.

– Лежи. Тебе нельзя вставать, – произнес он.

– Пить хочу, – прошептали губы случайной знакомой.

Эльф взял чистую чашку со стола, погрузил ее в бочку с колодезной водой, стоявшую у печи, и подал девушке. Все это время она пристально следила за его движениями, оставив у него странное ощущение – что-то среднее между неприязнью и интересом.

Пока она жадно пила, он так же внимательно рассматривал ее. Бледное из-за ранения лицо словно светилось в полумраке. Волосы весьма выгодно подчеркивали его изысканную белизну и лихорадочный блеск темных глаз. Нельзя сказать, что она была красавица, но в ней было то, чего нет у многих красавиц – какая-то животная сексуальность, какая обещает остроту наслаждения и почти болезненную страсть, но не сулит ни нежности, ни теплоты. Когда-то это влекло эльфа и дурманило голову. Когда-то это было одной из многих причин, побудивших его искать счастья и наслаждений за пределами родного леса. Но годы прошли, и новизна ощущений притупилась, заставив искать другие удовольствия – и в чем-то ином.

Девушка видела его взгляд и нисколько не смутилась. Отодвинув кружку от лица и откинув мешающую темную прядь, она дерзко посмотрела на него:

– Что, нравится?

– Ничего, – пожал плечами эльф.

Катерина передернула плечами, поморщившись от боли в плече.

– В другой ситуации, – промолвила она, явно намекая на ранение, – никуда ты бы не делся.

Т’ьелх еще раз осмотрел тонкую гибкую фигуру, резкие черты лица.

– В другой ситуации сама бы никуда не делась.

И вышел, мгновенно забыв о разговоре.

Так минули и этот и следующий день.

Теплый вечер пришел на смену ясному, щедрому на жару дню. Цокотали в траве кузнечики. В вышине о чем-то своем разговаривали деревья. Средь веток пробирался ветер. Молодой месяц услужливо высвечивал полянку перед избушкой. Обе знахарки и эльф сидели за грубо тесанным столом, по причине дивного вечера вынесенным из-под навеса, где он обычно коротал дни. В лампадке горел огонек, а вся троица азартно резалась в карты. Регулярно не везло Иве и Т’ьелху, на что Ямига полуехидно, полууспокаивающе высказывалась в ключе вековой мудрости: не везет в картах, повезет в любви. Они же переглядывались и утверждались в правдивости старой истины. Так что игра проходила весело, прерываемая разве что взрывами хохота.

В один из таких моментов эльф резко развернулся, заставив Ямигу схватиться за длинный нож, а Иву за флакончик с чихательным порошком. Причиной всеобщего переполоха оказалась их пациентка, первый раз самостоятельно поднявшаяся с постели, более того, дошедшая до двери.

В данный момент она, бледная, словно призрак, стояла, прислонившись к косяку двери. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль. Ива и Т’ьелх кинулись к девушке, но она остановила их одним вопросом. Он был задан таким голосом, словно от ответа зависела ее жизнь:

– Что это за звук?

Теперь и они услышали, вернее, отметили звук, слишком похожий на свист ветра, чтобы сразу отделить его от остальных.

Но когда Катерина обратила на него их внимание, стало совершенно ясно, что звук не имеет с ветром ничего общего. Он был даже больше похож на вой, на чей-то плач. Где-то вдалеке кто-то плакал от безысходности, от бесконечной боли, от тоски и печали. В этом голосе, казалось, заключилось все страдание этого мира. Где-то там кто-то умирал от разлуки с любимым, от отнятой возможности быть счастливым – и ветер вторил ему, а деревья страдали вместе с ним. И был в этом звуке и вопрос, наличие которого подразумевало надежду. И он настойчиво, до хрипоты и порванных связок вопрошал, требовал и молил об ответе.

Ива содрогнулась, почувствовав, как чужая магия пробирается чуткими холодными пальцами в ее сердце и ждет ответа.

– Что это? – мигом растеряв все веселье, произнесла она пересохшими губами.

Ямига прислушалась, не потеряв ни капли своей невозмутимости, и махнула рукой:

– Чего переполошились? Это кошки просто. Здесь же недалеко их Город Мертвых – кладбище по-нашему. Кошки, они же странные. Вроде у них девять жизней – живи да радуйся, но когда кончается девятая, тела там хоронят. Там, кстати, и некоторые их храмы стоят. В определенные дни – Дни Памяти – они приходят туда, перевоплощаются и песнями воздают дань ушедшим. Воют вот так. За душу берет, конечно. Ведь их религия предполагает, что это все, конец. А для тех, кто уже уходил и возвращался, это действительно тяжело. А еще хуже тем, кто любил ушедших, ведь при других обстоятельствах они могли быть еще много-много лет счастливы. С тех пор как пропала главная кошка, спасу от них нет. Чуть ли не каждую неделю они начинают свою песню. Заклинание как пить дать. Ты, Ива, чувствуешь? Киваешь? Вот и я так думаю: больно живность всякая бурно на нее реагирует. Думается мне, что они ищут, зовут ее таким образом.