Танцовщик - Колум Маккэнн

Я торопливо помогала гостям просовывать руки в рукава плащей, поправляла им воротники и все пыталась расслышать, что происходит на кухне.

Выставив из дома последнюю гостью, миссис Годсток, я вернулась в кухню. И вообразите, как удивилась, увидев мсье и Тома пившими из больших бокалов красное вино. Том рассказывал мсье об особой паре ботинок, которую он изготовил для себя, чтобы ходить на футбольные матчи. Объяснял, как поставил их на платформы, желая видеть поле поверх голов других болельщиков. Однако платформы он сделал неприметными, и его домохозяйка так и не смогла понять, почему в дни матчей он становится выше ростом.

— Такая обувь не помешала бы моему другу Виктору, — сказал мсье.

Следующий час они провели весело. Мсье достал из бумажника несколько фотографий, на одной была снята его мать, на другой — маленькая племянница, Нурия, за несколько лет до того родившаяся у жившей в России сестры мсье. Том, поборов отрыжку, сказал, что фотографии чудесные, что ему всегда нравились русские женщины.

И, взглянув на меня, прибавил:

— Вы, Одиль, хоть и не русская, но тоже прекрасны.

Но скоро его организм спасовал перед спиртным, и он уснул за кухонным столом, уткнувшись лбом в брусок сыра.

Мсье помог мне перевести его в гостевую. Он даже снял с Тома полуботинки и носки и пожелал ему спокойной ночи. Я же перекатила бедняжку на бок и поставила у кровати ведро — на случай, если его будет рвать.

Не знаю, что заставило меня поцеловать его в лоб, очень мягко. После этого я отправилась спать.

Утром меня разбудил перестук дождя. Я выбралась из-под одеяла, вышла в коридор. Удивилась, заметив, что дверь гостевой слегка приотворена. Заглянула туда. Том сидел согнувшись, завязывая шнурки полуботинок. Лицо красное, волосы торчат.

— С добрым утром. Том, — сказала я.

Он испуганно поднял на меня взгляд. Пиджак его криво свисал со спинки стула, рубашка измялась.

— Я бы с удовольствием погладила вашу одежду, — сказала я.

— Спасибо, но мне правда пора уходить.

— Мне будет нетрудно.

— Огромное спасибо, но не стоит.

Он с трудом сглотнул. Я оставила его, уж очень он был смущен. Заварила на кухне чай, сварила кофе, накрыла на стол. А прибирая то, что осталось от прошлой ночи, краем глаза заметила, как Том, передвигаясь на цыпочках, пытается улизнуть из дома.

— Мистер Эшворт! — позвала я, но он не ответил. — Том!

Он все-таки обернулся.

В жизни не видела такого страха на лице взрослого человека. Красные глаза Тома были наполовину прикрыты набрякшими веками, вообще выглядел он так, точно его мучила ужасная рана. И молчал, только перебирал пальцами пуговицы пиджака. Ко мне он стоял боком, но я заметила, что на глазах его блестят слезы.

Я бросилась к нему, однако он уже начал спускаться по изогнутым ступенькам к двери.

— Мне стыдно за себя, — сказал он. — Мои предки шили обувь на протяжении сотен лет, а я их опозорил.

— Вам вовсе нечего стыдиться.

— Я вел себя как дурак.

— Нет-нет-нет. Мсье чудесно провел с вами время.

— Я шут.

— Ничего подобного.

— Больше я шить обувь не буду.

— Как это? — спросила я.

— Прошу вас, передайте мсье Нуриеву мои извинения.

С этими словами Том коротко поклонился и вышел из дома на набережную. Я смотрела, как он уходит под дождем. Он натянул пиджак на голову и свернул за угол.

Мсье проснулся через полчаса, спросил о мистере Эшворте. Я рассказала ему, что случилось. Некоторое время мсье смотрел в чайную чашку, жевал круассан. Я же стояла у раковины, домывая последние бокалы. И чувствовала пустоту внутри. Должно быть, мсье догадался о чем-то, поскольку попросил меня повернуться к нему, он хотел посмотреть мне в глаза. Я не смогла. Услышала, как он встает из-за стола, затем мсье подошел и сжал мой локоть. Я с трудом удержалась от того, чтобы не заплакать, припав к его груди, а он взял меня за подбородок и поднял мое лицо к себе. Глаза у мсье были страшно добрые.

— Подождите-ка, — сказал он.

Мсье ушел в спальню и вернулся, уминая что-то в кармане халата и позвякивая ключами, которые держал в другой руке.

— Поехали, — сказал он.

— Но вы все еще в халате, мсье.

— Это станет новой модой! — ответил он.

Я и опомниться не успела, а мы уже мчались по улице с односторонним движением навстречу другим машинам, и мсье во все горло распевал какую-то сумасшедшую русскую песню о любви.

Десять минут спустя мы остановились перед отелем Тома. За нашей спиной громко загудели машины. Мсье выскочил на асфальт, обернулся к их водителям, сделал неприличный жест и вбежал в отель, но скоро вышел, покачивая головой.

— Попробуем аэропорт, — сказал он.

Мсье включил двигатель, и тут появился Том. Увидев нас, он остановился, замялся, затем сунул руки в карманы пиджака и направился к двери отеля.

Мсье пощупал в кармане халата какую-то вещь, выпрыгнул из машины, взбежал на крыльцо и схватил Тома за руку. Из отеля вышел портье, раскрыл над головой мсье зонт.

Том старался не встречаться с мсье взглядом. Он откашлялся, словно собираясь сказать что-то, но мсье остановил его, многозначительно покачав головой. А следом достал из кармана пару старых балетных туфель. И помахал ими в воздухе.

— Почините их, — сказал он.

Тут уж Тому пришлось взглянуть мсье в глаза.

— Почините их, — повторил мсье.

— Простите? — произнес Том.

— Я хочу, чтобы вы их починили. С каких это пор вы не понимаете по-английски?

Том стоял, переминаясь с ноги на ногу, лицо у него было мокрое, красное.

— Хорошо, сэр, — наконец промямлил он и взял у мсье туфли. Мгновение подержал их перед собой и добавил: — Простите меня за вчерашнюю глупость.

Мсье, помолчав, ответил:

— Если вы когда-нибудь снова попытаетесь уйти от меня, я вам задницу отшибу! Понятно?

— Сэр?

— От меня не уходят! Я сам всех увольняю!

Том поклонился ему, не в пояс, конечно, но и всего только сильным кивком назвать это было нельзя. А выпрямившись, посмотрел на меня сквозь сползшие на кончик носа очки.

* * *

Она практиковалась в этой улыбке годами, в своей сценической улыбке, совершенной, говорившей: «Все в моей власти, я царствую, я — балет». Марго улыбалась и сейчас — сидевшему по другую сторону стола Руди. Да, собственно, улыбались все, кто пришел на свадьбу. И тем не менее Марго чувствовала: что-то сегодня не так, не сходится, не слаживается, просто не могла сказать что.