Исповедь одинокого мужчины - Вячеслав Ландышев

С детства не любил большие сборища. Лучшей компанией для меня всегда было два человека: я и моя девушка. Ну, или когда хочется повеселиться, то три-четыре человека. Многолюдные компании я терпеть не мог, так как там обязательно найдется заводила, который будет громче всех говорить, навязывать свою точку зрения, спорить и стараться быть во всем лидером. Может быть, я и не любил их из-за того, что сам всегда был скрытым лидером, который проявляет себя в группе только с наступлением экстремальной ситуации, опасности и внешней угрозы. В таких случаях, как показала мне армия, говорливые, кричащие лидеры из-за трусости уходят в тень и они становятся совсем незаметными. Ко всему прочему в разговорах я никогда не навязывал своего мнения и не любил споры, потому что часто в споре невозможно убедить какого-нибудь человека не из-за того, что он понял свою неправоту, а из-за того, что ему стыдно в этом признаться. Частенько человеку не хватает силы воли согласиться с тем, что он проиграл в споре, и он до конца будет стоять на своем мнении, даже понимая, что он неправ. В результате такие споры становятся бестолковыми, неконструктивными, потому что не приводят к поиску истины, а становятся упражнением для ораторского мастерства. Кстати, никогда не проигрывать в спорах учат и на популярных курсах ораторского мастерства. Другими словами, там не учат тому, чтобы в споре найти истину, а тренируют любым способом, правдой и неправдой победить соперника в словесном поединке. Таких ораторов, окончивших подобные курсы, в профессиональной деятельности я повстречал не раз, и всегда меня от их красноречия мутило. Да и по телевизору в популярных передачах все чаще и чаще стали показывать таких ораторов, спор между которыми превращается не в поиск истины, а в базар не слушающих друг друга невоспитанных людей.

С учетом такого описания моего характера становится понятно, что фраза «пригласил много гостей» должна пониматься как «пригласил одного или двух хороших знакомых». Даже не друзей, а просто знакомых. Ибо к понятию «друг» у меня особое отношение. Друзей много быть не может. У людей, любящих одиночество, можно друзей сосчитать на пальцах одной руки. В Москве у меня за все время было только два друга, и то один из них шел рядом, параллельно в моей судьбе еще с Алма-Аты, а другой работал вместе со мной по открытию газеты в Подмосковье. Остальные друзья были только в Питере, Алма-Ате и один уехал на ПМЖ из Казахстана в Канаду. Учитывая дефицит друзей в Москве, на новоселье я пригласил только одного из них – Сашку Ореха. Чтобы поговорить по душам и при этом никуда не торопиться, я ему предложил приехать ко мне с ночевкой, выпить коньяка, обсудить профессиональные и житейские новости, поиграть в нарды. Сашка с радостью согласился. Вечером, после ужина, сидя у журнального столика и попивая коньяк, мы смотрели концерт по телевизору и болтали о разном. Вдруг передача концерта прервалась и начали показывать экстренный выпуск новостей, из которого мы узнали, что в Москве чеченскими террористами захвачены в заложники зрители мюзикла «Норд-Ост». После этого мы с Саней только и делали, что смотрели новости с места событий и обсуждали эту тему. Поздно вечером по телевизору передали, что террористы выдвинули главное требование – вывод всех российских войск из Чечни. В репортаже с места событий показали, что бандиты действуют жестко и даже на глазах у всех застрелили девушку, посчитав ее агентом спецслужб. Мы с Саней ужаснулись, когда передали сюжет из зрительного зала, полностью заполненного людьми, и среди них было много детей, стариков и женщин. В новостях сообщили, что в заложниках находятся 912 человек. Среди зрителей в разных местах расположили бомбы, а самая большая из них была в середине зала. Ее размеры показывали, что от такого взрыва если кто и останется в живых на дальних рядах, то будет придавлен обрушившейся от взрыва крышей. Мы с другом гадали, что это – макеты или настоящие бомбы; блеф или сепаратисты пойдут до конца и начнут взрывать. Нам очень жаль было заложников, но мы с Саней были единодушны в том, что переговоры вести с террористами можно, только их существенные требования исполнять ни в коем случае нельзя, потому что это будет приводить все к новым и новым захватам заложников. В этом вопросе мы с Саней были абсолютно едины во мнении и были уверены, что так же, как мы, думал и президент России. Предполагая, что террористы, которые отважились на такую беспрецедентную акцию, пойдут в своих требованиях до конца, мы и не ожидали другой развязки событий, как только штурма здания спецназом. До позднего вечера мы так и не дождались сообщений о штурме, поэтому пошли спать, а утром, как проснулись, сразу включили телевизор. Но в новостях все было без существенных перемен. Переговоры проводились, но, видимо, никто не хотел уступать. Показывали разных чиновников, которые входили в штаб и должны были быть в курсе событий, но ничего конкретного в новостях не сообщалось. Также по телевизору постоянно показывали людей, которые, развернув транспаранты, стояли недалеко от здания и кричали «Свободу Чечне». На транспарантах были написаны лозунги и требования о том, чтобы вывести войска из Чечни и предоставить свободу сепаратистам.

Особенно среди этой кучки людей активно вел себя молодой мужчина славянской внешности, лет 35, с интеллигентными, красивыми чертами лица. Было видно, что он очень переживает, буквально места себе не находит, мечется, специально показывает свою деятельность перед телеоператорами и делает это не за деньги и не из-за убеждений о свободе Чечни, а скорее всего, из-за того, что кто-то из его родных оказался в том зале, в том аду. Может быть, даже любимые жена и дети. Я смотрел на него и спрашивал себя: а я бы смог так демонстративно размахивать антироссийскими лозунгами перед всей страной, если бы у меня кто-нибудь из родных попал в заложники? Или не смог бы так сделать из-за своей скромности и из-за того, что нельзя поддерживать террористов ни в чем и выкрикивать непатриотические слова перед гражданами всей страны? Я не смог ответить для себя на эти вопросы, хотя больше склонялся к тому, что разум должен побеждать чувства и поэтому террористам не должно быть никаких уступов и никакой поддержки, даже в виде пикетчиков.

В обед Сашка уехал, а я вдруг подумал, что надо позвонить домой родителям в Алма-Ату и успокоить, сказав, что меня в заложниках нет. Я набрал номер телефона и сразу дозвонился. Трубку взяла родная сестра Ира, у которой временно жили мои родители до отъезда в Москву.

– Привет, сестренка, – радостно сказал я.

– Привет, Слава.

– Что такой голос грустный? Болеешь, что ли? – все так же, с веселыми нотками в голосе спросил я.

– Нет, я не болею. Вова в заложниках в Москве на Дубровке.

И у меня все внутри моментально опустилось. Кровяное давление резко поднялось и стало душно. Я лихорадочно соображал:

«Как же такое могло произойти? Ах да, Володя же мне звонил, когда неделю назад прилетел в Москву, и даже предлагал в эти выходные встретиться, но предварительно мы должны были созвониться. Так он пошел на этот мюзикл один! Боже, так ведь мы вдвоем собирались идти на этот нашумевший мюзикл!»

Володя не был мне другом, а просто являлся хорошим знакомым. Этот человек был когда-то мужем моей родной сестры и некоторое время жил у нас дома. Он к тому же был отцом детей, которые выросли у нас на руках. А его первого ребенка – сына Дениса я даже встречал в роддоме вместо отца, потому что Владимир тогда был в Киргизии, в войсках, где служил кадровым офицером.