Ты должна была знать - Джин Ханф Корелиц

Да, проблема не в тех вещах, которые здесь, а в тех, которых здесь нет. Грейс невольно вспомнилось стихотворение Джеймса Фентона – кажется, о войне, вот только о которой? Там говорилось о пустых пространствах между домами и разрушенных улицах.

Одни предметы появились, другие пропали. Плюс на минус, которые в этом случае не могут уравнять друг друга, поскольку не являются равноценными. Так же и люди, появившиеся в жизни Грейс, – полицейские и жертвы убийства – не могут заменить того, кто так неожиданно ушел, скрылся. У Грейс тоже своя война, как в стихотворении Фентона. Она зажмурила глаза. Да, ее собственное сражение, ее собственная битва.

Как ни удивительно, но Грейс удалось заснуть. Утром она проснулась на стороне Джонатана – видимо, перебралась туда со своей. Будто хотела проверить, что его действительно нет на месте. Грейс так привыкла видеть на мягкой подушке его темные вьющиеся волосы и такую же темную щетину, не говоря уже о знакомой вмятине. А плечо Джонатана, то приподнимающееся, то опускающееся под одеялом! Грейс проснулась в той же одежде, которую не снимала уже целые сутки. Тогда она только тревожилась и немного злилась. Не то что теперь.

Было начало седьмого. Еще толком не рассвело. Грейс заставила себя встать и заняться обычными утренними делами. Сначала разделась, потом приняла душ. В спальне царил беспорядок – покрывало и одеяло почти сползают с кровати, посреди комнаты валяются туфли. Перед шкафом на полу лежат незнакомая рубашка и презерватив. Красная упаковка из фольги поблескивает будто бы с намеком. Эти предметы сразу притягивали взгляд, будто обведенные мелом – только в случае с Грейс это был даже не мел, а какая-то неоновая краска. Направившись к шкафу, Грейс пинком ноги оттолкнула оба предмета, потом открыла шкаф, бросила на пол собственную одежду и потянулась за новой. Надела свитер и юбку, почти неотличимые от тех, в которых была вчера. Выбирать что-то оригинальнее не было настроения. А потом Грейс сделала то, на что у нее тоже не было настроения, однако еще с вечера она знала, что сделать это необходимо.

Сев на кровать и открыв ноутбук, Грейс отменила все приемы и на сегодня, и на завтра. Дальше будет видно. В качестве объяснения указала расплывчатые «семейные обстоятельства» и пообещала, что непременно свяжется со всеми клиентами, чтобы перенести встречу. Затем, собрав волю в кулак, Грейс набрала номер Джей-Колтон и оставила сообщение, извещая, что в пятницу не сможет дать интервью корреспондентке журнала «Космополитен». А заодно попросила не назначать никаких встреч и интервью на следующую неделю, потому что у Грейс сейчас семейные проблемы. Она позвонит, как только сможет. «Спасибо», – завершила предназначенную для автоответчика речь Грейс. Впрочем, строго говоря, голосовая почта – совсем не то же самое, что автоответчик.

Разобравшись с этими двумя простыми делами, Грейс ощутила такую усталость, будто тяжко трудилась много часов. Взяв «пуму» Генри, она спустилась в подъезд и вышла на улицу. Утро было холодное, вдобавок еще не рассвело. Грейс по-прежнему чувствовала утомление, но утренний морозец помог окончательно проснуться. Впрочем, в ее случае это был скорее минус, чем плюс. Ее дом от дома папы и Евы отделяли восемь кварталов. От холодного воздуха стыло все внутри, однако, как ни парадоксально, неприятное ощущение оказывало терапевтический эффект. Улицы были почти пусты, если не считать машин, доставлявших продукты, которые стояли под крупной вывеской ресторана «Е. А. Т.». Повара тоже начали приходить на работу.

Шагая мимо, Грейс с тоской заглянула внутрь, будто эти привычные удовольствия городской жизни отныне стали для нее недоступны. Стоя на светофоре на Семьдесят шестой улице, Грейс заметила на синем металлическом лотке с прессой газету, на первой странице которой была напечатана фотография Малаги Альвес. Грейс уже почти успела забыть черты ее лица. Заголовка было не видно из-под другого издания. Между тем загорелся зеленый свет, и Грейс решительно перешла через дорогу.

Ева, как всегда, встретила ее холодно и неприветливо. А пройдя вслед за хозяйкой на кухню, Грейс испытала еще один удар: за столом сидел Генри и ел хлопья из фарфоровой миски. Одной из тех мисок, которые принадлежали маме Грейс. Интересно, Ева достала ее специально для такого случая или, что еще хуже, пользуется ею каждый день? Этот сервиз был подарком на свадьбу папы и мамы в 1955 году. А теперь Ева угощала Генри хлопьями с обезжиренным молоком именно из этой миски. Со стороны Евы это был очевидный вызов, и даже при нынешних обстоятельствах Грейс пришлось бороться с собой, чтобы не поддаться.

Выйдя замуж за папу, Ева сразу положила глаз на фарфор, однако не до такой степени, чтобы использовать его только по торжественным случаям – например, во время Песаха[34]или Шаббата. Вместо этого классический лиможский фарфор в стиле ар-деко из «Хэвиленд» с изящной зеленой каймой был разжалован до звания тарелок для тостов. С них же отец ел перед сном свою любимую выпечку от «Энтенманн». Особенно раздражало то, что Ева кормила внуков супами из банки, наливая его в эти же фарфоровые тарелки. Каждую неделю во время ставших традицией семейных визитов подобное обращение с посудой вызывало праведный гнев законной, как ей казалось, владелицы.

Излишне упоминать, что у Евы и без того посуды было предостаточно. У нее сохранились два огромных сервиза, бывшие подарками на ее собственной свадьбе, когда Ева выходила замуж за отца своих детей. Этот человек был очень богатым банкиром, но умер от перфоративного аппендицита на одном из островов около побережья штата Мэн – ужасная история. Тот сервиз, что попроще, тоже был из «Хэвиленд», а другой, «парадный» – из «Тиффани». Доставали его только по самым торжественным из всех торжественных случаев. А еще где-то в кухонных шкафах скрывался простой белый керамический сервиз из «Конран» – для хлопьев самое то. Такая посуда как раз предназначалась для случаев, когда фарфор – это явно чересчур. Однако по каким-то своим причинам Ева неизменно выставляла на стол сервиз предшественницы, стоило Грейс зайти в гости.

Конечно же Грейс хотела забрать фарфор. Не один раз она жаловалась Джонатану на несправедливость и говорила, как нехорошо отнимать у единственной дочери право на ценную семейную реликвию. Согласно традициям и мнению Эмили Пост[35], сервиз должен был перейти к Грейс сразу же после того, как отец и Ева начали жить вместе. Нет, Грейс вовсе не мелочна, и это отнюдь не проявление жадности. Она вовсе не жалуется, что ее ущемляют. Отец отдал дочери значительную часть семейного наследия – во-первых, квартиру ее детства, а во-вторых, мамины драгоценности (которые Грейс, увы, утратила). Нет, в ситуации с сервизом Грейс беспокоило и смущало совсем другое.

Когда она вошла на кухню, Генри вскинул голову.

– Забыл учебник по латыни, – с ходу сообщил он, проглотив порцию хлопьев.