Гейша - Фридрих Незнанский

– Дальше, дальше проходите, он на балконе, – как у себя дома, распоряжался Косой. – Несчастный случай – забыл на ночь закрыть газ на кухне. Хорошо, что я утром пораньше решил заглянуть. Ради бога, скорее сделайте с ним что-нибудь. У него двое детей! Жена еще ничего не знает! Он будет жить?

– А вы кто? – хмуро спросил реаниматолог, склоняясь над безжизненным телом Мухтолова.

– Я? Я его брат! Доктор, я достану любые лекарства, все, что нужно, вы только скажите! Он будет жить? Как он? А? Мы пока искусственное дыхание ему делали. Ну как? Пульс есть? – путаясь под ногами и всем мешая, повторял Косой.

Реаниматологи подключили к Мухтолову портативный кардиомонитор. Последним, что успел увидеть Косой, уводимый из спальни под руки Ленчиком и телохранителем, была слабо пульсирующая, почти ровная зеленая линия на экране кардиомонитора.

…Желтая реанимационная машина, завывая сиренами, мчалась по проспекту к больнице «Cкорой помощи». За ней, не отставая, летел микроавтобус «мазда». Немногочисленные прохожие, завидя издали этот кортеж, прижимались к кромке тротуаров и думали, что в больницу везут не иначе как важного начальника, раз сзади за ним следует машина с охраной.

Косой прорвался сквозь больничные препоны к самым дверям отделения интенсивной терапии.

– Пустите меня! Я его брат! Я имею право! – кричал он, отбиваясь от больничной охраны.

Если бы понадобилось, он готов был выхватить пистолет и разогнать лишних людей парочкой выстрелов, но, к счастью, этого не потребовалось. Вася-Капотня и Ленчик следовали за шефом по пятам.

Мухтолова увезли в палату интенсивной терапии. Косой дежурил под дверью, коршуном налетая на каждого нового человека в белом халате, появляющегося на пороге палаты.

– Любые лекарства. Только скажите! – шептал он, хватая врачей за руки и заглядывая им в глаза. – Достану из-под земли. Что ему нужно? Брат для меня дороже жизни!

Мухтолов, все еще не пришедший в сознание, лежал на высокой «функциональной» кровати, покрытый простыней, весь облепленный проводами и капельницами. Вид у него был значительный.

– Пустите меня к нему! Дайте мне с ним проститься! – кричал Косой, рассовывая по карманам белых халатов долларовые купюры.

– Подождите, товарищ, не надо так нервничать, – спокойным голосом сказала, подходя к Косому, пожилая женщина – завотделением, с усталым и мягким выражением лица. – Мы делаем все возможное для вашего брата. Если нам что-то понадобится, мы вам скажем. Можете подождать здесь, в коридоре.

– Он будет жить?

– Пока он в очень тяжелом состоянии.

– А если пойдет на поправку? Вы меня позовете к нему? Мне необходимо его увидеть.

Неопределенно покачав головой, заведующая отделением удалилась в ординаторскую. Через некоторое время она снова подошла к Косому.

– Вашему родственнику необходимо переливание крови, а у нас в больнице не хватает донорских запасов. Нужно заказывать из области, но пока «скорая» привезет… Мы потеряем часа четыре.

– Это плохо? – сглотнув, тревожно спросил Косой.

– У него очень сильное отравление. Интоксикация может поразить мозг.

– Он может дебилом стать?

Врач вздохнула:

– Ну, возможны некоторые расстройства памяти…

Косой решительно закатал рукав и выкинул вперед правую руку, на запястье которой еще с армии были вытатуированы римские цифры, обозначающая группу крови и резус-фактор.

– Берите мою кровь! Я могу быть донором. И они тоже! – кивая на Ленчика и Васю-Капотню, решительно объявил он.

…Через короткий промежуток времени молоденькая и сексапильная медсестра-лаборантка, кокетливо поглядывая на красивого мускулистого парня, опытным движением сунула ему в вену толстую иглу и подсоединила к пластиковому мешку систему для переливания. Немного бледный Вася-Капотня, у которого оказалась подходящая группа крови, полулежал перед ней на кушетке и мужественно сжимал-разжимал в руке резиновую грушу, перекачивая собственную кровь на пользу неудачливого самоубийцы.

– Как только ваш брат придет в сознание, мы вас к нему проводим, – пообещала Косому медсестра из реанимационного отделения. – Можете пока в буфет сходить или в скверике перед больницей погулять.

– Нет, нет, я лучше тут подожду! – заверил ее Косой.

– Но это может произойти не скоро, – сочувственно предупредила медсестра, пряча в карман только что полученную от Косого двадцатку.

– Ничего, я буду ждать, сколько понадобится.

…Медсестра провела мокрым марлевым тампоном по пересохшим губам Мухтолова.

Самоубийца открыл глаза и посмотрел на зеленую стену палаты. Как обрывки сна, проплывали в сознании отрывочные воспоминания о том, что его куда-то везли, перекладывали на кровать, переворачивали на бок, подкладывали под него холодное металлическое судно, говорили над ним громкими голосами, хлопали по щекам и вообще мешали спать. Он то проваливался в сон, то снова просыпался. На этот раз его разбудили мухи. Они пролезли сквозь дыры в простыне и щекотно ползали у него по ногам. Он попытался взбрыкнуть ногами, но ничего не получилось. Тогда он разлепил губы и слабым голосом окликнул медсестру:

– Поправьте…

– Что поправить? – резким и слишком громким голосом переспросила непонятливая дура в белом халате.

Мухтолов снова взбрыкнул ногами.

– Лежите, лежите, не дергайтесь, а то иголка выскочит, – напустилась на него медсестра, поправила капельницу и вышла из палаты.

Мухтолов закрыл глаза, а когда снова открыл, то увидел низко склоненное над собой доброе лицо незнакомого человека. Человек улыбался.

– Привет! – произнес он. – Ну как ты? Держишься? Держись, братан. А я вот тебе минералки купил.

Он повертел перед носом Мухтолова пластиковой бутылкой.

Мухтолов напрягся, чтобы вспомнить, кем бы мог приходиться ему этот неизвестный добряк, но так и не вспомнил.

– Я поставлю воду в тумбочку, – сказала медсестра, забирая у незнакомца бутылку.

Как только медсестра отошла в дальний угол палаты, Косой еще ниже склонился над ожившим самоубийцей и ласково прошептал ему в самое ухо:

– Куда уран подевал, придурок?

И Мухтолов понял, что это уже не сон.

Всю неделю после похорон злосчастного цилиндра Петю преследовало злобно-тоскливое настроение. После трехдневного запоя в профилактических целях он вдрызг переругался с родителями, которые обвиняли его в праздности и отлынивании от исполнения домашних обязанностей. Он пустился во все тяжкие, знакомился с девушками и поздно возвращался с дискотек. Слова цыганки, брошенные всуе, поселили в нем страх и желание обратиться к специалисту-андрологу. И на работе все валилось у него из рук. Однажды он едва не ввел помещенному на вытрезвление пациенту внутримышечно лекарство, предназначенное строго для внутривенного введения.