Молчаливые боги. Мастер печали - Джастин Колл

Но Анневу было не до шуток.

– Где этот человек? – только и спросил он, тяжело дыша.

– Торгаш-то?

Аннев кивнул.

– Ждет на краю леса, прямо за столбами.

Юноша направился к воротам.

– Если он пересек границу, веди его сюда! – прокричал Фолум.

Аннев на ходу махнул рукой и, выйдя из ворот, припустил что было духу по восточной дороге, ведущей в самое сердце Чащи.

Добежав до леса, он остановился и с наслаждением втянул носом густой аромат хвои. Прохладный влажный воздух наполнил грудь, и Аннев даже почувствовал легкое головокружение. Он вдруг подумал о человеке, которого должен убить. Какой он? Злой или добрый? Есть ли у него семья? И будет ли он драться за свою жизнь?

Впереди стояли вертикальные камни, за которыми начиналась тропа в Чащу. Проходя между столбами, которые были ему по пояс, он провел пальцами по полустертым глифам, покрывавшим поверхность одного из них.

Руны не были магическими – это подтвердил и Содар, когда Аннев спросил его о них, – и тем не менее по коже Аннева пробежал странный холодок. Точно такой же он ощутил, пока шел по тропе, вглядываясь вглубь леса: землю устилал ковер из сосновых игл и почерневших листьев, но отпечатков ног торговца на нем почему-то не было.

Высоко в небе сияло солнце, однако его лучи едва пробивались сквозь толстый полог ветвей; всматриваясь в Чащу, Аннев невольно вспомнил о сумеречном омуте, который недавно видел. Эту часть леса Аннев знал плохо – так глубоко он забирался редко, раз в год, не чаще, – но все равно не сомневался, что сумеет обнаружить торговца, оставшись при этом незамеченным.

Аннев крался ловко и бесшумно, как кошка, однако через десять минут в голову полезли тревожные мысли: вдруг торговец уже ушел и придется возвращаться к Тосану ни с чем? Но тут же отмахнулся от своих опасений, твердо решив прочесать лес вдоль и поперек, пусть даже на это уйдет вся ночь.

– Эй! – не выдержал он наконец. – Есть здесь кто-нибудь?

– Да есть, есть, – раздался вдруг из-за деревьев чей-то голос. – Я тебя еще на дороге заприметил. Дай, думаю, посижу подожду, делать-то все равно шибко нечего. А ты все тычешься без толку, что слепой котенок.

Аннев ощетинился, возмущенный бесцеремонностью незнакомца, повернулся на голос… но никого не увидел. Тогда он сделал несколько шагов и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку.

– И где ты? – спросил Аннев, не понимая, где может находиться владелец голоса.

В ответ раздалось насмешливое кудахтанье. Оно слышалось из раскачивающихся ветвей серебристого клена, перед которым, наполовину заслоняя от взгляда его ствол, росла высокая тонкая ель. Аннев подошел поближе и с удивлением обнаружил за кленом небольшую тележку. Интересно, как он умудрился раньше ее не заметить?

Взгляд Аннева скользнул вверх по стволу, по густым могучим ветвям, тянущимся вверх, и вдруг… На одной из веток, в четырех футах над землей, он увидел круглого, как шар, человека. Его румяное лицо покрывал загар; он сидел, завернувшись в плотный, болотного цвета плащ, и курил длинную трубку. Со щек и подбородка свисали неряшливые клочья каштановой бороды, наполовину застрявшие между жирными складками шеи.

– Холодно тут у вас, – ухмыльнулся толстяк. – Я всю ночь по лесу плутал, а когда наконец вышел к людям, вы, сволочи, даже погреться меня не пустили.

Он громко засопел, задвигал челюстями и, вынув трубку, смачно сплюнул. Сгусток мерзкой жижи шлепнулся на землю меньше чем в ярде от Аннева.

Аннев брезгливо скривился и отошел назад, продолжая, однако, смотреть торговцу в глаза.

– Меня послали помочь тебе выбраться из Чащи, – невозмутимо произнес он.

– Да ну? И как же тебя звать, помощничек?

Гласные «а», «о» и «у» он произносил на особый манер – протяжно, выпячивая губы. Шраон, кузнец, разговаривал похожим образом, но у толстяка акцент звучал более заметно.

Аннев ответил не колеблясь. Торговца он все равно скоро прикончит, так что для чего таиться? К тому же правду говорить всегда проще – а вот во вранье можно и запутаться ненароком.

– Мое имя Айнневог. Но все зовут меня Аннев.

– Айнневог, значит? – Толстяк задумался. – То бишь «феникс»?

Изумленный Аннев молча кивнул.

– А «Аннев», стало быть, «редкий». Хе. Знатное имечко.

Вытащив руку из-под плаща, торговец поскреб черными ногтями щеки и уголки рта и вынул трубку.

– А я Крэгкарак, – представился он.

– Крэкрак?

Торговец замотал головой, и его тронутые сединой космы разметались по плечам.

– Крэг-ка-рак, – произнес он, взмахивая трубкой на каждом слоге.

Потом снова завернулся в плащ, потянулся и спрыгнул со своего насеста, на полдюйма продавив ножищами влажную землю.

– Это древнее имя, – объяснил он, расправляя плащ. – Означает… в общем, не важно, твое-то куда внушительнее. Зови меня просто Крэг.

Обветренные губы растянулись в искренней улыбке, обнажив два ряда пожелтевших зубов, и неожиданно для себя Аннев тоже широко улыбнулся в ответ.

– Значит, Крэг, – дружелюбно произнес он. – Так что же привело тебя к нам в Чащу, Крэг?

– Дела. – Крэг махнул на дерево, за которым стояла тележка, и засеменил к своему добру. – Дела привели меня к вам в Чащу. Везу из Северной Одарнеи пальмовую лозу, орехи кола, варану, драконью кровь. Такие товары для южных земель редкость.

– Почему именно сюда, а не в Лукуру?

– Лукура!

Крэг покачал головой и принялся вытаскивать тележку из-за клена. Наконец ему это удалось, и, с силой дернув ее на себя, он смог выкатить ее на тропинку.

– В Лукуре обдираловка: налоги безбожные, да и цену выше той, что купеческий союз требует, не назначишь. А чтобы назначить – это надо союзу еще и заплатить, и то нет гарантий, что он разрешение выдаст. Лучше уж в Банок податься. Или в Порт-Каэр – пусть он и дальше будет.

– Это туда ты направляешься?

– В точности так. Четыре дня назад я был еще в Баноке. Дошел до Хентингсфорта, а оттуда выдвинулся в Порт-Каэр. Думал срезать путь через Чащу. Вот тебе и срезал. Нет бы в окружную пойти, как все путные торгаши делают, – был бы уже на полдороге. – Он харкнул в сторону. – Проклятущий лес – целый день псу под хвост!

– Два, – поправил Аннев. – Ты слишком далеко забрался. Сейчас мы на западной окраине Чащи.

Крэг разинул рот, отказываясь поверить в услышанное; толстое лицо исказила страдальческая гримаса. Такое выражение лица обычно бывает у аватаров, когда на тренировках они получают удар ногой в живот.

– Опять на западной? – выдохнул он, когда к нему вернулся дар речи. – Да быть такого не может! Отсюда ж до Банока рукой подать! Я-то думал, что иду на юг!