Ночь масок и ножей - Л. Дж. Эндрюс

начать? Может, с того, как Ивар использовал альверов, чтобы рифтовать мою кожу, а я хотел спрятать свой стыд, слезы в своих глазах? – Я задрал тунику, взял ее за руку и прижал ее ладонь к шрамам на спине.

Малин закрыла глаза. Я думал, она отстранится с отвращением, может, со страхом, но ничего подобного не было. Что бы она ни чувствовала, мой месмер не мог этого уловить.

– Я стал монстром, чтобы выжить, – сказал я ей. – Ты хочешь, чтобы я был каким-то глупым мальчишкой из твоего прошлого, и хуже всего то, что для тебя я хотел бы им быть. Я говорил тебе, что ненавижу все в своем прошлом, кроме тебя, и это правда. По ночам, когда меня наконец оставляли в одиночестве на несколько мгновений покоя, я думал о тебе. Думал о том, как мы всегда были вместе. Мысли о тебе множество раз не давали мне умереть, Малли.

Из ее горла вырвался всхлип. Она вцепилась пальцами мне в спину, притягивая меня к себе.

– Ты все еще он.

– Нет, он мертв, – я обхватил ее одной рукой за талию. – Хочешь услышать, что я сделал с отцом Эша и Ханны, когда мы сбежали, Малин? Как я запихнул ему в глотку его собственный меч?

– Кейз…

– Или когда мы вырвались на волю: хочешь узнать, как я выслеживал скидгардов, что сторожили наши клетки? Я пытал их страхом, пока они не мочили свои штаны и не молили о смерти. Я ношу тьму Повелителя теней, потому что я не Кейз Эрикссон, как бы ты ни хотела, чтобы я им был.

Мой голос дрожал от ярости, но руки мягко бродили по ее лицу и телу. Когда ей на щеку упала слеза, я стер ее большим пальцем.

– Хотела бы я, чтобы всего этого с тобой не случилось, – сказала она, ведя руку ко мне на лопатку. Я содрогнулся от этого прикосновения. Малин прижала ладонь к моей щеке, выжидая, пока я посмотрю на нее. – Но мне не жаль, что я знаю мужчину, которым ты теперь стал.

– Как ты можешь такое говорить?

– Это правда.

Я закрыл глаза, когда она и второй рукой скользнула мне под тунику. Сперва положила ее на грудь, затем на спину; ее пальцы ласкали мои шрамы.

Я был слаб.

Я не мог сопротивляться чарам, что она наложила на меня давным-давно.

Желание сдавило мою грудь. Мы стояли так близко, что мне почти ничего не стоило притянуть ее губы к своим.

Я поцеловал ее. Яростно.

Моя рука обхватила сзади ее шею; ее пальцы запутались в моих волосах. Мы на ощупь прижались к стене. Это было даже сильнее, чем прошлый поцелуй; это было чем-то диким. Беззащитным. Я не тратил времени и потянул за нижний край ее туники, стаскивая ее через голову.

Пекло, на нее стоило посмотреть. А я слишком долго хотел этого и отказывал себе в этом.

Я хотел ее поглотить.

Малин была столь же жадной, и вздох спустя моя грудь была голой, а ее губы – на моей коже.

Она помедлила лишь мгновение, чтобы снять с моей шеи подвеску с вороном. Она поцеловала розу, лежащую на моем сердце, и улыбнулась, надевая свой парный кулон.

– Я хочу его назад.

– Он твой.

– Не думай, что я не заметила Асгера в твоей постели, – она указала глазами на ту жуткую игрушечную лошадь, которую я втайне так любил, будучи мальчишкой.

Я рассмеялся и уткнулся лицом в мягкое, сладкое тепло ее шеи. Наша игривость снова сменилась жаркими поцелуями и блуждающими руками. Я сжимал ее груди, ее бедра, и давление моих прикосновений вырывало у нее из горла тихие вздохи.

– Боги, Малин, – я потянул за ее штаны, мои пальцы скользнули под одежду. – Все, чего я хочу, собрано в тебе.

От бешеного желания мои руки дрожали. Я не мог расстегнуть клятые штаны. Отстранившись, я опустился перед ней на колени.

Малин удовлетворенно хмыкнула.

– Повелитель теней на коленях, я даже и не знала, что подобная красота существует.

Я на это закатил глаза, улыбаясь с долей коварства, и наконец разобрался с застежкой. Я прижался поцелуем к ее животу, к косточкам таза.

– Я склонюсь только перед тобой.

Мои поцелуи становились все жарче. Малин умолкла, ее слова сменило тяжелое дыхание. Она запустила пальцы мне в волосы, когда я позволил себе захватить каждый ее дюйм своими поцелуями, руками, языком.

– Кейз.

Мое имя, произнесенное вот так, выпустило во мне волну жажды. Я поднялся на ноги, подхватил ее под бедра и отнес на свою кровать.

Она выгибалась навстречу с каждым поцелуем, перетекающим в следующий.

Она улыбнулась, и комната завращалась в дымке, когда я завел ее руки ей за голову, удерживая под собой. Уже совсем скоро Малин выпростала одну руку и потянулась к моему ремню. С бÓльшим изяществом, чем я, она стащила последний барьер между нами.

Я забыл, что должен дышать. Кожа к коже – и мой разум несколько мгновений был охвачен пылающим огнем. Я целовал ее, сладко и резко, затем спустился к ее шее, до боли желая, чтобы она не убирала рук с моего тела.

Малин забросила одну ногу мне на талию, удерживая меня, пока я раскачивался, примеряясь к теплу, нарастающему между нами. Она ахнула, когда мы слились воедино.

Я замер.

– Я сделал тебе больно?

Она помотала головой, раскрасневшаяся и запыхавшаяся.

Время не имело значения, пока мы дарили друг другу себя. Я раскачивался в самом центре ее, удовольствие затмевало осознанные мысли. Все, на чем я мог сосредоточиться, – это ее тело, то, как мягко она шептала мое имя, как жгли ее ногти мою кожу.

Я не отводил глаз от ее упорного взгляда. Она была терпелива; я торопился.

Она подстроилась под мой ускорившийся ритм, добавляя трения и желания между нами. Глаза Малин закатились, когда она вскрикнула, рассыпаясь в моих руках. Я уткнулся лицом в сладко блестящий пот на ее шее, тут же последовав за ней. Слова застряли у меня в горле, когда мое тело повалилось на ее.

Лишь звук нашего неровного дыхания наполнял темноту.

Малин Штром была моим прекрасным крахом. И я приму любую боль, если смогу получить ее. Уничтожайте меня. Калечьте меня. Лишь дайте ее мне.

В лунном свете, под стук дождя по дырявой деревянной крыше, мы лежали на покрывале, ее голова прижималась к моей груди. Она обводила пальцем шрам, бегущий от середины моего живота и вбок,