Лишние дети - Дайни Костелоу

закрыла глаза, сжала кулаки и начала раскачиваться взад и вперед. Она дышала глубоко и медленно, пока не почувствовала, что сердце бьется спокойнее, что страх отступил. Она просидела так довольно долго, потом открыла глаза, подождала, пока они привыкнут к темноте, и огляделась. «Какой смысл сидеть так у двери, — подумала она. — Эта корова еще не скоро позволит мне выйти».

— Корова! Корова! Корова! — прокричала она громко на весь подвал.

Крепко держась за перила, Рита спустилась вниз. В солнечном луче, пробивавшемся сквозь грязное окно, танцевали пылинки, создавая иллюзию тепла. На самом деле в погребе было очень холодно. Среди груды старой мебели Рита нашла деревянный табурет, подтащила его к стене и забралась на него. Сад за окном купался в теплом свете солнца. Окошко находилось на уровне земли, поэтому девочке почти ничего видно не было, лишь ряды овощей и босые ноги. Она постучала по стеклу, но никто на это не среагировал. То ли они не слышали, то ли боялись ей ответить.

Ей очень хотелось есть, но в погребе не было ничего съедобного. Все, что здесь хранилось, нужно было сначала приготовить. Комбинезон был тонким и совсем не согревал, и вскоре она вся закоченела. Босые ноги Рита уже почти не чувствовала. Она растирала их изо всех сил, а потом встала и начала ходить из стороны в сторону, размахивая руками. Так делали водители трамваев зимой в Белкастере. Движение немного согрело, но стоило Рите остановиться, как холод вновь пронизывал се хрупкое тельце до самых костей.

Рита решила еще раз обследовать погреб и обнаружила в одном углу бочки с яблоками, каждое завернуто в газету. Она вытащила одно яблоко. Большое и зеленое с красноватым оттенком. Девочка потерла его о комбинезон и откусила, но тут же выплюнула. Несъедобный сорт, такие только в пирог класть, как делала бабуля. С отвращением отбросив яблоко, она взглянула на банки, расставленные на полке вдоль стены. В них тоже хранилось что-то съестное, но крышки были так плотно завинчены, что открыть их не получалось. Рита попробовала несколько раз, но ничего не вышло.

День все тянулся и тянулся, и девочке становилось холоднее с каждым часом. Ног она уже вообще не чувствовала. Она потребовала попрыгать, чтобы согреться, но быстро устала. Потом снова залезла на табурет и выглянула в окно. Сад был пуст.

За окном начало темнеть. Рита снова осмотрелась и обнаружила среди старой рухляди деревянный стол, а под ним свернутый ковер, перевязанный веревкой. Ковер оказался очень тяжелым, она с трудом вытащила его из-под стола.

«Если я смогу развязать веревку и завернуться в ковер, то, может быть, мне удастся согреться», — подумала девочка.

Она дергала и дергала; в конце концов веревка ослабла, и ковер раскрылся. Он оказался не таким большим, как ей казалось, не больше каминного коврика, но сидеть на нем было гораздо приятней, чем на грязном и холодном каменном полу.

Ей захотелось в туалет, но туалета в подвале не было. Она старалась не думать об этом, хотя терпеть становилось все тяжелей. Она еще раз обошла подвал, но не нашла ничего, что можно было бы использовать как ночной горшок. В конце концов она забилась в угол, стянула трусики и присела у стены. Риту снова охватил страх. Что сделает миссис Гарфилд, когда узнает, что она пописала прямо на пол? Она чувствовала резкий запах мочи. Конечно же, и Мегера почувствует его, когда спуститься вниз.

Наступила ночь, и беспокойный сон овладел Ритой. Едва она начала засыпать, как вдруг услышала какой-то шорох. В том углу, куда она кинула противное яблоко, явно слышалась возня. Потом что-то с грохотом упало. Рита вздрогнула и села. В темноте можно было разглядеть лишь контур окна, но девочка знала, кто шумит и возится по углам. Крысы! Она вытащила из бочки еще одно яблоко и швырнула его в угол. Снова писк и возня. Точно они!

Сон как рукой сняло. Новая волна паники накрыла девочку. Крысы были страшнее холода. Она забралась на табурет и подтянула под себя ноги, подальше от пола. Ни за что на свете она не ляжет на пол. Вдруг крысы начнут пожирать и ее, они наверняка размером с кошек. Бабуля как-то рассказывала, что видела в бомбоубежище крысу размером с кошку. Рита тогда испугалось, но тот страх не шел ни в какое сравнение с ужасом, охватившим ее сейчас. Она сидела на табурете, поджав под себя ноги и обхватив их рукам.

Когда первые лучи солнца проникли сквозь окно в погреб, у Риты больше не осталось сил. Она очень ослабела от холода и голода, и в горле у нее совсем пересохло. Она засыпала на табурете, чуть не сваливалась с него и просыпалась вновь. Наконец она поняла, что лучше ей перебраться на ковер и лечь. В погребе царила полная тишина. Никто не возился в углах и не пищал. Неужели крысы ушли? Рита попыталась выбросить их из головы. Она повернулась на бок и, несмотря на холод и слабость от голода и жажды, заснула. Ей снились кошмары.

Ей снилось, что она бежит от кого-то или за кем-то. Рози! Она искала Рози! Тропинка, по которой она бежала, кишела крысами, ей некуда было поставить босую ногу, но она все равно бежала. Даже во сне ей было очень холодно, но миссис Гарфилд кричала ей, чтобы она разделась. Рита бежала за машиной, которая увозила Рози по дороге, усыпанной битым стеклом. Она кричала и звала, но Рози как будто не слышала ее, она просто сидела на заднем сиденье, сжимая в руках мокрого Пушистю. Рита кричала, чтобы Рози не уезжала, а миссис Мэнтон, вылитая ведьма, размахивала палкой и угрожала ударить ее, если она не замолчит.

Рита проснулась от собственного крика. Какое-то время она лежала на ковре, обливаясь холодным потом и не понимая, где находится. Затем все чувства разом нахлынули на нее: страх, холод, голод, жажда. Ее трясло, она никак не могла успокоиться. Холодный серый свет прорезал тьму погреба. Наступило утро, но никто не пришел, чтобы вывести ее наружу.

Дейзи проснулась рано. Ей было холодно. Она куталась в тонкое одеяло и никак не могла согреться. Повернувшись на другой бок, она вдруг заметила нерасстеленную, пустую Ритину кровать. Неожиданно Дейзи вспомнила, что не видела Риту после того, как уехали вчерашние гости. Тогда она спросила Одри, не видела ли та ее подругу, но та лишь пожала плечами и сказала, что, скорей всего, миссис Гарфилд наказала ее.

— Не волнуйся,