Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

— Даранг погиб в честном поединке. А, при всей своей глупости, того же барона Даранг успел задеть первым, я-то помню прошлую стычку прямо под окнами кабинета. Значит, как фехтовальщик, этот Чужой уже кое-что!

Носхорн кивнул:

— Кое-что, но не более. А молва сделает из него великого мастера. С Дарангом порублено шесть стражников, двое насмерть. Никто не примет во внимание, что это было отребье, нанятое за медные деньги, потому что все толковые рубаки от невыплаты жалованья разбежались по частным армиям. Скажут: один против семерых!

— Никто не будет разбирать ошибки Даранга, — прибавил Сигурд. — Вот нахрена они вообще вынесли эту сеть, как покойника, еще бы с музыкой шли! Что мешало подождать, пока Чужой подойдет к арке? Накинуть сеть сверху, пока он будет распутываться, коленом на спину, и в шею иглу с отваром этой новомодной ерунды, как ее… Манцениллы, вот. Шесть вдохов — и спокойный глубокий сон, унесите пудинг.

— Задним умом все стратеги. — Носхорн повторил фразу командира:

— Главное: результат! А результат вот. Объект нашей охоты уложил на месте всю поисковую партию. Как ему там повезло, кому он в деле жопу лизал, какому богу молился — никто не будет разбираться! Победу действительно ничто не заменит…

— С другой стороны, — вмешался Охромейн, — мастеру проиграть не так позорно, согласитесь? Лучше пусть хвалят мастера, чем склоняют глупость нашего убитого товарища, а с ней и наше небрежение.

Старший следователь вздохнул:

— И, зная вот это вот все, вы решили под**бнуть непосредственного начальника? Вместо уместной скорби по пострадавшим? И кто вы после этого?

— Люди, — просто сказал Сигурд. — Живые люди. Дарангу все равно, а нам надо жить дальше. По каждому плакать, никаких слез не хватит. Не вы ли говорили мне то же самое, в первый год моей здешней службы?

— Выучил на свою голову. Что же… Барон?

— Слушаю.

— Ваши знания этикета ведь не ограничиваются столовыми приборами?

— Разумеется.

— Помогите-ка мне составить вежливое письмо для госпожи Куроме.

* * *

— Письмо для госпожи Куроме!

Вал отмерил мальчишке с почты пару медяков:

— Благодарю, свободен.

Прошел коротким коридором, постучал в полированную дверь:

— Эй, тебе письмо!

За дверью зашуршало. Створка приоткрылась, выглянула заспанная девушка:

— Давай… Хм… Погоди, я сейчас.

Моряк огляделся. Большой дом Эсдес, где теперь обитали остатки “Охотников”, заслуживал внимательного рассмотрения и восхищения. Вал не один раз собирался спросить: Эсдес осознанно выбирала картины, статуи, высокие вазы, накладную резьбу, чеканные и литые ручки дверей, мебель из полированного ореха — или просто въехала в особняк угасшего рода, не занимаясь ни обстановкой, ни отделкой? Парень видел, что убирать и содержать подобное здание не проще, чем поддерживать на плаву небольшой трехмачтовик. По крайней мере, людей необходимо столько же… Но всякий раз Вал опасался вывести отношения с генералом за рамки строгой традиции “учитель-ученик”. Моряк плохо представлял, как без подсказок обычая обходиться с настолько сильным и непредсказуемым партнером.

До сих пор Эсдес проигрывала только “Ночному Рейду”. Северян она утихомирила походя, а на рыцарей навела такой ужас, что те объявили синие волосы — как и розовые — признаком потустороннего существа. После двух подряд провальных набегов западники озверели окончательно, провозгласив священный поход на Империю Зла. Настоятель Истинной Веры Чистой Земли открыл для западных рыцарей Пыльные Ворота. Армия вторжения без помех перешла долину, с налету взяла крепость Алмазный Брод — там никто не ожидал появления противника восточнее хребта. Крепость Громкий Камень оказалась бдительнее, и успела затворить ворота, но всю местность от границы до нее теперь беспощадно грабили. Западные короли не слишком верили в долгосрочный успех, и потому гнали к себе мастеров и просто здоровых работников десятками тысяч; увозили оборудование стекольных мануфактур, литейных и прокатных цехов, механических мастерских; выгребали зерно, поковки, слитки, выдержанный лес, уголь; что не могли увезти — без малейшей жалости уничтожали. Вал еще не знал, что сейчас — когда он ждет напарницу и размышляет, стоит ли откровенничать с командиром — крепость Громкий Камень отбивает последний приступ, и терпит при этом поражение. Крепости отчаянно не хватало умелого управления и воинской силы генерала Будоу. А не хватало потому, что генерала Будоу метким выстрелом уложила Мейн — в то злополучное утро, когда “Рейд” пришел за своими прямо в казематы дворца, в самый центр Столичного Региона.

Моряк не представлял, как власти собираются выправлять положение. На своем уровне он видел слабость “Охотников” — малую численность еще можно было уравновесить мастерством и силой прикомандированных бойцов других частных армий; но вот контроль над небом после гибели Рана исчез полностью. Что и позволило “Рейду” не только быстро высадить с летающих скатов ударные группы ко всем выбранным точкам Столицы — но и уйти от возмездия тем же воздушным путем, скатолетным способом.

По необходимости совершаются дела, в обычном ходе вещей немыслимые. Посоветовавшись с генералом, Вал посетил хранилище артефактов, где решительно застегнул на себе золотой пояс летучего тейгу Мастема. Если “Рейд” совершил небывалое, приручив скатов, известных своей дикой яростью — то и “Охотники” совершат невозможное, являя миру бойца с двумя артефактами сразу!

От решительности Вала, казалось, даже сами тейгу остолбенели. Возмущения энергетических потоков от совместной работы доспеха и пояса начались только на третьей тренировке; но уж трепануло моряка так, что тот разом припомнил все шторма ревущие, всех тварей морских, всех чинуш портовых, всех снабженцев фартовых, всех поваров косоруких, всех штурманов кривоглазых, всех боцманов одноногих, всех пиратов свиномордых, да всю родню их однояйцевую — до пятого колена и седьмой на киселе воды включительно.

Эсдес дослушала, покивала головой. Взяла бумагу и попросила повторить несколько удачных оборотов: “Снабженцы, ученик, не только на флоте водятся. Сухопутные, поверь мне, ничуть не лучше”.

Ну, а потом тренировки продолжились. Из-за выкрутасов пары тейгу, даже простые движения с обычной скоростью покамест напоминали бег в мешках, с повязкой на глазах и миской кипятка на макушке.

Так что, пока черноглазая просыпалась и одевалась, моряк имел над чем поломать голову. Но все кончается: дверь отворилась, вышла уже вполне работоспособная Куроме.

— Пойдем завтракать?

“Охотники” спустились вдвоем на первый этаж. В большой гостиной накрывали только на приемы — ни Вал, ни Куроме не застали ни одного. И синеволосая хозяйка дома, и ее гости без малейшего стеснения ели в кухне — что поутру, что в обед, что в любое иное время, когда возвращались с операции либо просыпались. Управляющий, наверное, ворчал по поводу столь безжалостного пренебрежения этикетом, но и он мог оценить, насколько проще подавать на небольшой стол, чем