Сорок третий номер... - Дмитрий Герасимов

Светловолосый прекратил рыться в вещах, зло отшвырнул в сторону керамическую вазу, вынутую из серванта, и рявкнул:

– Прошляпили, идиоты!

– Он ушел по воде на плоскодонке с мотором, – попытался реабилитироваться второй. – Мы его вмиг догоним на вертолете.

Недельский взглянул на часы.

– Сколько времени он уже в пути?

– Без малого десять минут, – отчеканил сотрудник, не сводя глаз с начальника.

– Догоним… – мрачно согласился тот. – Быстро к машине!.. Да! И вот еще что… – он кивнул в сторону Весты. – Эта гражданка на моих глазах совершила убийство нашего осведомителя, желая отомстить за своего любовника. На пистолете – отпечатки ее пальцев. Мы обязаны препроводить подозреваемую в город и передать правоохранительным органам. Все ясно?

Мужчины в дверях недоуменно моргали.

– Тащите ее в вертолет! – гаркнул Недельский. – Она летит с нами.

Андрей какое-то время правил лодкой наугад, тяжело дыша и пытаясь привести в порядок путаные мысли и смятенные чувства. Он плохо соображал, куда теперь держать путь и на что надеяться. Сырой ночной ветер хлестал его по щекам, а треск мотора закладывал уши. Голота летел в темноту навстречу новым испытаниям, потрясениям, глухому одиночеству и отчаянию. Невообразимый клубок трагедий, из которого плелась его судьба, разворачивал перед ним очередную рваную нить. В его жизни, как и в этой ночи, обрушившей на него смертельную опасность и безысходность, не было ни одного просвета.

У обложенного флажками зверя утраивается зрение и чутье. У загнанного и доведенного до отчаяния Андрея Голоты оставалась только слепая надежда на везение и чудо. Еще до того, как он вдруг начал просчитывать следующий ход своего противника, его рука непроизвольно выкрутила рулевой рычаг и развернула лодку в обратном направлении.

«Ну конечно! – взволнованно постигал он смысл того, что делает. – Единственно верное решение для моего врага – броситься за мной в погоню на вертолете! Это значит, что от силы через десять минут они будут в воздухе, а еще через столько же я окажусь легкой и удобной мишенью! Спастись можно, только вернувшись туда, откуда сбежал!»

Казанка послушно отсчитывала обратные мили. Андрей чувствовал азарт игрока, у которого на руках покер, но который не спешит вскрывать карты. Он переждет опасность на берегу, а через пару часов снова отправится в путь! А самое главное – он сможет обнять Весту! Он увидит ее глаза, прикоснется губами к ее рукам! Может быть, в последний раз. Он прочитает во взгляде своей женщины удивление и восхищение его необыкновенной хитростью и смекалкой. А еще он скажет ей, что любит и будет всегда любить ее…

Примерно через пять минут обратного пути Андрей встревожился: остров не появлялся! По всем прикидкам выходило, что он уже должен был маячить черной глыбой прямо по курсу, однако навстречу лодке бесконечно скользила по воде ночная пустота.

Еще через несколько минут Голота сбавил обороты. Остров словно сгинул в небытие, ушел на дно, как будто все это время был лишь призраком, миражом в мертвой, зловещей пустыне. Оставалось решить, что делать дальше: упрямо гнать лодку вперед в надежде, что земля вот-вот вынырнет из-за горизонта, или снова поворачивать вспять, пренебрегая опасностью быть расстрелянным с воздуха, подобно волку на заснеженном поле. Андрей в нерешительности сдвинул рычаг. Казанка вильнула и, наткнувшись на волну, остановилась окончательно. Голота вздохнул. Жестокая ночь насмешливо протягивала ему сжатые кулаки для выбора, но было похоже, что в них обоих, как в безвыигрышном мошенническом фокусе – пусто.

Неожиданно где-то справа зазвенел воздух, и в небе вспыхнул тонкий луч света. Стальная грозная птица быстро набирала высоту, нащупывая в темноте прожектором правильный путь. Она застыла на мгновение, словно примеряясь к дистанции, и вдруг решительно устремилась вперед – туда, откуда только что приплыл Голота. Он, как теперь становилось понятно, промахнулся в темноте мимо острова примерно на полкилометра.

Андрей какое-то время с бьющимся сердцем смотрел вслед тающему лучу, а потом, словно очнувшись, крутанул ручку газа.

Холодное солнце лениво выползло в зенит, когда Голота, заглушив двигатель, проскользил по воде последние метры, отделяющие его от Большой земли. Казанка воткнулась в песок так стремительно, что Андрей, не удержавшись за ручку мотора, нырнул вперед, больно ударившись грудью о скамью.

Он до сих пор не мог оправиться от увиденного ночью на острове. Изувеченное лицо Игора с торчащими клочьями окровавленной бороды плыло у него перед глазами. Страшный пророческий фильм повторялся наяву кадр за кадром, фрагмент за фрагментом. Вещи в доме раскиданы по полу, стены забрызганы кровью, но – самое главное – пропала Веста! Где она? Что сделали с ней эти мерзавцы? Убили? Забрали с собой на Большую землю? Или же она просто сбежала, не дожидаясь фатальной развязки? Неужели Игор – это ее рук дело? Выходит, она отомстила за «ЗЛО»!

Андрей вздохнул. «Главное – уметь прощать! – услышал он голос любимой. – Даже тогда, когда это кажется невозможным!»

– Она отомстила… – бормотал он, выбираясь из лодки. – Как это непохоже на мою Весту!.. Выбор между злом и добром всегда приходится делать внезапно, не раздумывая. И мы выбираем…

Месть или прощение? Разве можно отказать себе в удовольствии быть отомщенным? И каким нелепым выглядит прощение! Оно похоже на слабость. Но потом, позже, оно предстает перед нами совсем не тем, чем казалось в темноте ослепленного рассудка. Луч солнца, скользнувший в комнату, высвечивает вещи такими, какие они есть на самом деле, и мы удивляемся, что ночью видели их иначе. Прощение становится силой…

Как нам знакомо это возвышенно-ноющее чувство незаслуженной обиды! Как мучительно сладко упиваться паточной, вязкой болью! И нетерпеливое стремление выйти из лабиринта нам тоже знакомо. Не просто заглушить боль, а заглушить достойно! Это несложно. Ослепление обидой сразу же тащит за руку к простому выходу – учинить расправу, смешать с грязью, разработать шахматный план – отомстить, восстановить справедливость. Боль сразу уходит. Ее место занимает удовлетворение. Не просто удовлетворение – эйфория от собственной значимости, неуязвимости, неоспоримого превосходства.

Потом проходит немного времени, и эйфория улетучивается. А затем куда-то исчезает и удовлетворение. Остается гнусная, саднящая, совестливо-тоскливая досада. И злость на самих себя. Мы ведь проиграли!

А люди! Люди смотрят на нас, «отмщенных», со страхом, но без уважения, с признанием, но без любви. Побежденный никогда не полюбит победителя.

И мы начинаем догадываться, что «немного времени» – это то самое, необходимое, чтобы боль утихла сама. И вот уже нет острой обиды. Нет злости и желания отомстить. Происходит метаморфоза. Парадокс: мы – в выигрыше! Мы победили! Одержали победу над собой, жаждущими расправы, спешащими отомстить. И не только над собой, но и над своими обидчиками! Ведь жизнь мудрее нас. Она вершит собственную справедливость. Вот так победить – очень сложно. Почти невозможно. Мы чаще послушны мегатонной энергии от взрыва обиды. Мы забываем, что такое настоящая сила, и… наказываем, мстим, срываем злость. А потом проходит время, и нам опять не по себе. Нам плохо от того, что мы проиграли, оказались слабыми…