Беспринципный - Белла Ди Корте

платье трепетало, словно крылья. Подол подметал землю, пока мы шли, и я заметил, что она не подняла его. — Твой любимый цвет. Голубой. На тебе платье смотрится очень красиво.

Марипоса посмотрела мне прямо в глаза, и мне пришлось подхватить ее, пока она не споткнулась об ящик, оставленный кем-то на земле. Она взорвалась смехом.

— Слишком много вина.

Она не выпила ни капли.

— Это то, что дети называют забавой в наши дни?

— Ты обвиняешь меня во лжи, Капо?

— Зависит от обстоятельств. Если дети так это называют. — Я пожал плечами. — Ты говоришь правду. Если нет, то твой хорошенький носик вырастет, как у Пиноккио.

— Ох! — Она засмеялась еще громче. — А кто из нас сейчас лжет Хорошенький носик.

— Ты прекрасна, — сказал я. — Самая красивая женщина для меня.

Она вытерла что-то с моего лица.

— Ты в этом уверен? — Она показала мне свою руку. На ней было пятно красной помады.

Джиджи. Она поцеловала меня в щеку. Марипоса это заметила. Я даже поймал ее на насмешке над Джиджи. Она притворялась, что смеется, как она, а потом трясла сиськами. Джиджи не заметила, но я заметил. Марипоса еще даже не встречалась с ней. Они никогда не оказывались в одном и том же месте в одно и то же время. И когда Джиджи появлялась, она говорила со мной, когда Марипосы не было рядом.

— Я говорю это не ради забавы, Марипоса.

Я чуть не рассмеялся, увидев кислую мину на ее лице, но сдержался. Я не хотел ссориться в ночь перед нашей официальной свадьбой. Воевать было не из-за чего.

После этого мы притихли. Ее занимали свои мысли, я думал о своем.

Затем она сделала вдох, выведя меня из раздумий.

— Мне нравится здешний запах. Он напоминает мне запах новых духов. — Она подняла руку, и я вдохнул аромат ее кожи. То был аромат духов того же дизайнера, который сделал ей другой, но этот был немного другим. В нем были ноты апельсинового цветка и моря. Оба аромата, казалось, были созданы для Марипосы, но новый был еще совершеннее.

Я поцеловал ее пульс и взял за руку.

— Сюда. — Я повел ее вглубь рощи, желая уйти как можно глубже, как можно дальше от людей.

— Капо, — прошептала она, не глядя на меня. — Ты сделал для меня сегодня прекрасную вещь. Поменял блюдо.

Перед тем как отведать бифштекс в «Маккиавелло», она велела распорядителю свадеб подать его на ужин. После того, как Марипоса отобедала в ресторане, она просто влюбилась в пасту с крабовым мясом. Я попросил распорядителя изменить ее заказ в последнюю минуту, после того как узнал, что она заказала стейк, прежде чем попробовала пасту. Она хотела поблагодарить меня за это, но у нас были договоренности, и в этом не было необходимости. Мы оба делали это друг для друга.

Я кивнул:

— Ты прекрасно поладила с моим дедом. Ему действительно нравится проводить с тобой время.

Марипоса напряглась.

— У меня с тобой договоренность, — произнесла она, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Больше ни с кем. Мне нравится проводить с ним время. Потому что я так хочу.

Я не хотел ее обидеть, но все-таки обидел.

— Скажи мне, Марипоса, если ты когда-нибудь влюбишься, любовь отменит твой негласный закон о доброте?

— Закон? — произнесла это с издевкой, но все-таки ответила через некоторое время, обдумав мой вопрос. — Не уверена. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

Или почувствовать.

Я вздохнул, указывая на два перевернутых ящика.

— Вот мы и пришли. — Я жестом предложил ей сесть, а сам сел рядом.

Тишина была долгожданной после всего времени, проведенного в окружении семьи, с тех пор, как мы приехали. Когда я жил здесь, то иногда прогуливался по рощам, чтобы побыть в одиночестве. Я сидел на ящике и избавлял свой разум от всех мыслей. После всего, что я сделал, чтобы продумать все до мелочей.

— Что-то не так, Капо?

Я понял, что Марипоса говорила со мной. Она смотрела на меня, ожидая ответа.

— Нет. Здесь так спокойно. Я доволен.

— Хорошо, — прошептала она. Марипоса посмотрела на свои руки, а я положил свои ладони поверх ее, заставляя ее снова посмотреть на меня.

— Я не хотел делать это на глазах у всех. Я хотел передать тебе это наедине. — Я порылся в кармане и вытащил четки из настоящего жемчуга. Вставки были сделаны из сапфиров. Крест был золотым. Я раскрыл ее ладонь и положил четки в центр, накрыв их ее ладонью. — Они принадлежали твоей матери. Я подумал, что тебе они понравятся. Если хочешь, можешь взять их с собой завтра. Что-то старинное.

— Моей матери. — Ее голос был мягким, когда она раскрыла ладонь, как будто я подарил ей бесценное сокровище. — Где ты их взял? — Пальцы Марипосы нежно ласкали бусины, возможно, пытаясь найти некую связь в попытке что-то вспомнить. Когда она наткнулась на пятно крови, она попыталась стереть его, но пятно въелось навсегда.

— У тебя, — сказал я. — Твоя мама молилась вместе с тобой каждый вечер перед сном. Ты читала с ней молитвы по-итальянски с четками. В ту ночь, когда я забрал тебя с собой, они лежали рядом с твоими книжками-раскрасками, и ты протянула их мне.

— Ты сохранил их.

— Да, — сказал я.

Через несколько минут Марипоса положила четки на колени, заложив руку за спину. Она протянула мне маленькую коробочку.

— Когда ты сказал, что мы идем прогуляться, я тоже решила отдать тебе кое-что. В противном случае мне пришлось бы отправить это завтра с кем-нибудь. Но именно сегодня самое правильное время.

Я усмехнулся тому факту, что моя жена незаметно для меня спрятала коробку в мягкую ткань своего платья. Эта маленькая девочка могла бы принести нож и вонзить его мне в спину, и я бы ничего не понял, пока он не вонзился бы в мою плоть. В этот момент я понял, насколько доверяю ей. Возможно, это было глупо, но поскольку я бегал наперегонки с нехарактерными для меня решениями, когда дело касалось Марипосы, почему бы не добавить еще одно в список?

Улыбка сползла с моего лица, когда я открыл ее подарок.

— Ваш семейный ювелир, вероятно, ненавидит меня, потому что я не подумала об