Пржевальский - Ольга Владимировна Погодина

собой: бесценный, но очень хрупкий и громоздкий улов. Зато на ужин каждый день была отличная уха.

Тополиные рощи и заросли кустарника долины Урунгу давали убежище кабанам, косулям, волкам, лисам, зайцам и барсукам. По самой реке и на небольших болотцах или озерках, образованных пересохшими ее рукавами, встречались в достаточном числе гуси, утки, гоголи, крохали и бакланы — судя по всему, основные потребители речной рыбы. Словом, флора и фауна по руслу Урунгу не отличалась ни богатством, ни особым разнообразием. Было заметно, что существует она здесь только благодаря влаге, приносимой с гор. Стоило чуть отойти от русла — и ощущалось дыхание пустыни.

Эта пустыня залегала по обе стороны реки — к северу до самого Алтая, а к югу до Тянь-Шаня. В обозримых местах она то простиралась ровной гладью, то шла небольшими увалами. Почва везде была усыпана мелким щебнем и прорезана сухими оврагами от прошедших весной с гор дождевых потоков. Весной, впрочем, бедная обычно растительная жизнь расцветала и здесь: по каменистым скатам встречались ревень и дикий лук, а в лощинах цвел молочай. Но травы встречались лишь небольшими островками — совсем скоро их выжжет солнцем и только редкий уродливый кустик саксаула будет оживлять безжизненное каменное царство.

«Общий пейзаж здесь одинаков как весной, летом, так и поздней осенью, пока не выпадет снег. Только крайности климата отмечают собою времена года: страшные зимние морозы заменяются страшными летними жарами, и подобный переход весной делается быстро, почти без промежутка. Да, много нужно жизненной энергии, чтобы в таком климате и на такой почве не погибнуть окончательно даже той злосчастной растительности, которая развивается в пустыне весной на несколько недель. Недаром многие здешние травы до того упорны в сохранении влаги, что их весьма трудно высушить для гербария».

Еще беднее оказалась животная жизнь Джунгарской пустыни. Пржевальский сетует, что, пройдя с десяток верст, лишь изредка встретишь невзрачную песчаную ящерицу или черного коршуна, высматривающего добычу. Мертво и тихо было кругом днем и ночью. Только частые бури завывали на безграничных равнинах, дополняя безотрадную картину здешней местности.

Поднимаясь вверх по реке, путешественники в ее среднем течении встретили большое количество ущелий и береговых обрывов, что затрудняло путь каравана. Земли эти были пустынны и нигде не возделывались. Из-за огромного количества насекомых летом кочевники со своими стадами сюда тоже не заходили. Только зимой сюда откочевывали немногочисленные племена с Южного Алтая.

«Придя на Урунгу, мы разбили свой бивуак в прекрасной роще на самом берегу реки. Место это показалось еще приятнее сравнительно с пустынными берегами оз. Улюнгур. Там всюду было мертво, уныло; здесь же, наоборот, можно было послушать пение птиц и подышать ароматом распускающихся почек высоких тополей; глаз приятно отдыхал на начинавшей уже пробиваться травянистой зелени; кое-где можно было встретить и цветущий тюльпан (Tulipa uniflora) — первый цветок, замеченный нами в эту весну. К довершению благодати вода в Урунгу в это время (5 апреля) уже имела +13°, так что можно было с грехом пополам купаться, тем более, что в воздухе полуденное тепло достигало +16,8° в тени. Между тем всего восемь дней тому назад нас морозил сильный снежный буран и холод в −16° на восходе солнца. Впрочем, в данном случае быстрому увеличению тепла помогло и то обстоятельство, что мы уже миновали высокий, снежный Саур и находились в районе скоро согревающейся Чжунгарской пустыни».

Вдоль реки шла колесная дорога, которая теперь уже не могла, как в низовьях, следовать вблизи берега и большой частью шла по каменистой пустыне. Щебень и галька сильно портили ноги верблюдам да и сапоги путникам. Кочевники по-прежнему не встречались, и только на расстоянии 25–30 верст друг от друга попадались китайские пикеты, на которых жили по несколько торгоутов, исполнявших должность ямщиков при перевозке китайской почты.

Впрочем, со следами деятельности человека путешественникам поневоле пришлось познакомиться. Незадолго до них здесь пробыли целую зиму казахи, бежавшие летом и осенью 1878 года из Усть-Каменогорского уезда Семипалатинской области в пределы Китая. Всего ушло тогда 1800 кибиток в числе приблизительно 9000 человек обоего пола. Беглецы укочевали частью в Южный Алтай, частью на реку Урунгу, где они провели зиму 1878–1879 года, испытав страшные бедствия от бескормицы для скота.

Экспедиция прошла по средней Урунгу, как раз теми самыми местами, где зимовали казахи, укочевавшие незадолго перед ее приходом к верховьям реки. На всем этом пространстве, пишет Пржевальский, не было ни одной квадратной сажени уцелевшей травы; тростник и молодой тальник были съедены дочиста. На растопку были срублены зимующие сучья всех тополей, растущих рощами по берегу Урунгу. Множество деревьев также было повалено; кора их шла на корм баранов, а нарубленными со стволов щепками кормились коровы и лошади. От подобной пищи скот массово умирал, в особенности бараны, которые возле стойбищ валялись целыми десятками. Даже многочисленные волки не могли съесть такого количества дохлятины, она гнила и наполняла смрадом окрестный воздух. Кроме того, помет тысячных стад чуть не сплошной массой лежал по всей долине средней Урунгу. Пржевальский пишет, что местность была обезображена на долгие годы. К счастью, уже появилась молодая трава, чтобы прокормить вьючных животных и баранов, иначе экспедиции пришлось бы повернуть назад.

За 260 верст от устья Урунгу колесная дорога сворачивала от реки вправо и направлялась к Гучену. Местность была сначала довольно гористая; затем пустынная, весьма бедная водой. Но все-таки Пржевальский характеризует этот путь как лучший путь сообщения между Гученом и Зайсаном.

Недалеко от поворота дороги начиналось верхнее течение Урунгу, образованное, как пишет Пржевальский, из трех рек: Чингила — главной по величине, и двух других, одна за другой впадающих в Чингил, — Цаган-гола и Булугуна (Булган-гол). От устья последнего, по его описанию, соединенная река принимает название Урунгу и сохраняет это название до самого впадения в оз. Улюнгур.

После поворота дороги экспедиция прошла еще немного вверх по Урунгу и, попрощавшись с ее светлыми водами, проложила маршрут не в Гучен[100], а на Баркуль[101], через отроги Южного Алтая, а затем напрямик через пустыню. Пржевалький пишет, что уже от поворота дороги в разреженном горном воздухе была видна гигантская вершина Тянь-Шаня Богдо-Ула, стоящая близ Гучена, до которого было, по его подсчетам, 250 верст пути. Такая поразительная видимость в разреженном горном воздухе не раз обманывала ожидания путников.

24 апреля путешественники вышли к реке Булугун. Местность поднялась до 3500 футов абсолютной высоты, и растительный, и животный мир на берегах этой реки был так же беден, а листья кустарников еще не развернулись. Пройдя сорок верст по Булугуну, экспедиция вышла к небольшому озеру Гашун-Нор[102], где остановилась на четыре дня,