Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 - Хью Тревор-Роупер

В своем странном и безответственном оптимизме Шелленберг и Гиммлер, впрочем, были не одиноки. В конце концов, атмосфера Шлезвиг-Гольштейна была, как и вся атмосфера нацистской Германии, пропитана ядовитыми миазмами, порождавшими фантастические идеи в головах принюхавшихся к ним личностей. Как Борман надеялся получить прежнюю власть при Дёнице, так и Риббентроп рассчитывал на сохранение своего политического влияния и в будущем. В день своего смещения он набросал направленный Дёницу документ, в котором предлагал, чтобы независимое германское правительство в Шлезвиг-Гольштейне добилось признания союзников и стало ядром новой «национальной и национал-социалистической Германии»[249].

Каким бы узколобым фанатиком ни был Дёниц, он, по крайней мере, не был лишен здравого смысла практичного человека. При всем его политическом невежестве он не был политическим глупцом. Анализируя свалившееся на него наследство, он сначала содрогнулся от него. Дёниц потребовал убедительных доказательств подлинности санкции Гитлера, а следовательно, юридического подтверждения своих собственных полномочий. Он приказал под присягой опросить всех людей, отвечавших за получение из бункера и расшифровку телеграмм, чтобы удостовериться в их подлинности. Пока проверялись телеграммы, Дёниц принялся разбираться в своих новых обязанностях, меняя их по своему усмотрению. Как все консерваторы, он рассчитывал опереться в эти часы страшного разгрома на правительство, состоявшее из аполитичных министров. Последнюю волю Гитлера, точнее, те короткие отрывки ее, которые содержались в телеграммах, навязывало ему правительство, включавшее Бормана, Геббельса и Зейсс-Инкварта. Дёниц ничего не знал о судьбе Геббельса и Бормана, но даже приказ Гитлера не мог заставить его включить в правительство таких отпетых нацистов. Телеграмма, в которой говорилось о его назначении преемником, уполномочила его принимать меры, «которых требовала сложившаяся ситуация». Действуя по ситуации, он уже назначил Шверина фон Крозига министром иностранных дел, а теперь на том же основании он решил не следовать распоряжениям второй телеграммы. Он решил постепенно освободиться от тягостного присутствия компрометировавших его нацистов, в частности, от присутствия Гиммлера.

2 мая Дёниц перенес свою ставку из Плоэна во Фленсбург, городок на датской границе. С ним, как неофициальный пока член правительства, туда отправился Альберт Шпеер. Теперь, когда Гитлер был мертв, Шпеер смог наконец привести в исполнение свой давно задуманный план, чего не мог сделать при жизни фюрера. 3 мая записанная им в Гамбурге речь прозвучала наконец по радио, и теперь, после многих лет пустых лозунгов и трескучих фраз, немцы услышали трезвый голос технократа, призывавшего их не предаваться отчаянию, не давать крушению политических иллюзий перерастать в апатию, но работать, чтобы не допустить голода и разрушения основ народной жизни. Необходимо «в тех пределах, в каких прикажут или разрешат союзники», ремонтировать железные дороги; надо всеми силами сохранять промышленность и торговлю, а производители продовольствия должны иметь приоритетное право на получение горючего, средств производства и их распределения. Призыв сохранить «биологическую основу существования» немецкого народа был, по крайней мере, более практичным способом спасения, чем хитроумная политическая эквилибристика Шелленберга.

В это же время Дёниц отправил адмирала фон Фридебурга к фельдмаршалу Монтгомери с предложением капитуляции.

Гиммлер тоже перенес свою ставку во Фленсбург[250]. Невзирая на все признаки, которые послужили бы более проницательному наблюдателю красноречивыми предзнаменованиями катастрофы, Гиммлер оправился от временной подавленности и теперь был уверен в себе, как никогда прежде. Многочисленная охрана осталась прежней; во время поездок его сопровождала внушительная череда автомобилей; вокруг Гиммлера услужливо толкались высшие чины СС. Один из них, Прюцман, бывший командир канувших в Лету вервольфов, стал офицером связи с Дёницем. В неосторожном разговоре с подчиненными Гиммлер откровенно заявил о своих притязаниях: он станет премьер-министром поверженной Германии под руководством Дёница, и, вероятно, не навсегда, ибо Дёниц уже стар, а ему, Гиммлеру, предстоит прожить еще много лет. Тем не менее Гиммлер изо всех сил старался произвести благоприятное впечатление на Дёница своими незаменимыми дарованиями и просил своих друзей – теми или иными аргументами – убедить нового фюрера в преимуществах включения Гиммлера в правительство. Он не сомневался в положительном ответе, и даже стал без приглашения являться на совещания в штабе Дёница. Гиммлер не мог поверить в свою нежелательность и смущал даже своих эсэсовцев непониманием совершенно ясных намеков.

5 мая 1945 года Гиммлер провел у себя в штабе во Фленсбурге последнее совещание. Его подчиненные – высшие чины СС и полиции, обергруппенфюреры и группенфюреры, начальники несуществующих организаций, оставшиеся лишь со своими претенциозными титулами и воспоминаниями об ускользнувшей власти и абсурдных иллюзиях, – были похожи на динозавров, попавших не в ту геологическую эпоху. В сопровождении секретаря и адъютанта вошел Гиммлер и произнес речь о политической ситуации. Он упомянул о том, что его упрекают за переговоры с западными союзниками без санкции покойного фюрера, ибо Риттер фон Грейм и Ханна Рейтч, явившись в Шлезвиг-Гольштейн, обрушились на него со своей пламенной риторикой. Но теперь его, Гиммлера, все это совершенно не волновало. Он все еще видел перед собой какие-то политические перспективы. «Услышав об этих перспективах, я буквально схватился за голову», – сказал по этому поводу один из слушателей. Гиммлер хотел ни много ни мало создать в Шлезвиг-Гольштейне «реформированную» нацистскую администрацию, которая поведет мирные переговоры с западными державами как независимое правительство со своей суверенной территорией. Затем Гиммлер углубился в подробное описание нового правительства, которое приводило в странный восторг его расколотый пополам ум. Главные административные органы СС будут распущены, а их начальники войдут в штаб Гиммлера в качестве его советников. Начальнику обычной полиции, обергруппенфюреру Вюнненбергу, было приказано продолжать исполнять его текущие обязанности. Полицейских для службы в районе юрисдикции нового «правительства» следует отбирать по уму и солдатской выправке. Далее Гиммлер распределил другие задачи, обязанности и звания между остальными своими сотрудниками. Он заверил их, что не собирается кончать жизнь самоубийством и вообще умирать. Напротив, он, как никогда, полон планов и надежд. Единственное, чего он сейчас хочет, – это начать переговоры с фельдмаршалом Монтгомери. У него были планы, которые он хотел воплотить в жизнь, выторговав себе жизнь и власть в переговорах с западными союзниками. Мало того, он был уверен, что его ждет удача. Когда совещание окончилось, даже чины СС грустно качали головой по поводу иллюзий рейхсфюрера.