Все твои тайны - Селеста Брэдли

Он резко встал, словно для него находиться рядом с ней было все равно, что сидеть на раскаленных углях.

– Не буду больше вам докучать, миледи.

Неужели этот натянутый, звенящий голос принадлежит ему? Виконт заставил себя посмотреть на Оливию. Ее голова лежала на подушках. Глаза были закрыты, но, судя по напряженному виду, она не спала, а просто ждала, когда он уйдет.

И он смилостивился, тихо затворив дверь в комнату, где молча лежало его личное проклятие.

Оливия обессиленно обмякла, услышав щелчок дверного замка, затем осторожно перекатилась на живот и сунула руку под матрац. Там был дневник.

Пальцы, сжимавшие карандаш, мучительно ныли, но она усилием воли сосредоточила взгляд на пустой странице.

«Всетовремя, покаонбылвкомнате, частьменясгорала отжеланияброситьсяемунашеюивыплакатьвсесвоистрахиимечты. Ятакеголюблю…»

Карандаш дрогнул в ее руке. Беда в том, что она начала понимать: мужчины, которого она полюбила, никогда не существовало на самом деле. Она придумала его, задурила себе голову фантазиями о доблестном рыцаре, который всю жизнь будет ее любить, носить на руках и никогда не предаст.

Что за нелепая мысль! Мир – это юдоль скорби. В мире нет никакой вечной любви.

Она была глупым ребенком, а глупые дети обычно верят в волшебные сказки. Оливия чувствовала, как холодная и ничем не приукрашенная действительность вливается в ее душу, ожесточая и обращая прежние ее призрачные грезы в силу и решительность.

Оливия захлопнула дневник и швырнула его через всю спальню, стараясь вычеркнуть из памяти свое прошлое, но промахнулась. Книжица пролетела мимо огня, ударилась о каминную полку и завалилась в дальний угол. Долой с ее глаз!

«Янебессильна. Янепринцесса, запертаявбашне. Я – ледиГринли!»

Тут дверь отворилась, и в комнату вошел доктор с саквояжем в руке.

Дейн забрал бренди.

Он был в комнате напротив и мерил шагами пол. Ее хриплые крики были настолько слабы, что едва проникали сквозь толстенную дверь, однако каждый из них вонзался в его сердце, точно меч.

Виконт остановился, прижавшисьлбом к прохладному дереву. Еще одного крика ему не вынести, подумал он, но тут же презрительно усмехнулся своему эгоизму. Ведь это не у него ковырялись в ноге ножом, разве не так?

Но крики вдруг прекратились. От этого он еще больше встревожился. Почему она замолкла? Доктор извлек пулю? Или она?..

Дверь перед его носом открылась. На пороге стоял доктор. В сюртуке, шляпе, с застегнутым саквояжем, он явно собирался уходить.

– Пулю я вынул, а последствия сотрясения постепенно сходят на нет. Ее сиятельство поправится, – бодро отрапортовал он. – Если, конечно, не заболеет лихорадкой и не умрет.

Дейн таращился на доктора. Тот энергично кивнул и прошел мимо. Вероятно, доктора стояли особняком на общественной лестнице. Они прекрасно сознавали, что без них не обойтись, и редко выказывали должное почтение знати.

Тут до сознания Дейна дошли слова врача: «Оливия поправится». И через мгновение: «Лихорадка».

Вдруг его обуял страх перед этим загадочным заболеванием. Промчавшись через гостиную, он ворвался в спальню Оливии.

Возле кровати сидела леди Рирдон и утирала влажной тряпкой пот с бледного лица Оливии.

– Тсс! – приказала она, не поворачивая головы. – Хвала небесам, она наконец-то потеряла сознание. Безрукий коновал, чтоб ему пусто было! – В ее голосе чувствовалось напряжение. – Я боялась, он провозится вечность.

– Что насчет лихорадки? – Леди Рирдон помотала головой:

– Оливия очень сильная, гораздо сильнее, чем я ожидала. У нее небольшой жар, но теперь, когда пулю вынули, все как рукой снимет.

Дейн опустился в кресло, придвинутое к кровати с противоположной стороны.

– Слава Богу!

Леди Рирдон метнула в него сердито-недоверчивый взгляд:

– Хм!.. Натаниель сказал мне, что вы по-прежнему держите ее родителей под замком. Вы даже не разрешили им повидаться с ней.

Дейн и бровью не повел.

– Лорд и леди Челтнем были в сговоре с опаснейшим агентом французской разведки…

– Который прижал их к стенке. – Уилла отложила в сторону тряпку и хорошенько подоткнула Оливии одеяло. – Вы когда-нибудь были в чьей-либо власти, милорд?

«Я люблю тебя, дуралей ты эдакий! Я только и мечтала о том, чтобы стать твоей женой».

– Один раз, – ответил Дейн. Голос его прозвенел, точно натянутая струна. – Всего один раз.

Леди Рирдон встала.

– Думаю, надо дать ей выспаться. Я пришлю одну из этих одинаковых с лица сестриц.

– Я останусь с ней, – тихо промолвил Дейн.

– Только если поклянетесь, что не станете ее связывать и сажать под стражу. Или делать еще какую-нибудь дурость.

Дейн медленно перевел на нее взгляд:

– Во всяком случае, не сегодня. – Леди Рирдон скрестила руки на груди:

– Вы мне не нравитесь, лорд Гринли. Натаниель, разумеется, думает, что я веду себя глупо. По правде сказать, мы впервые поссорились по-настоящему. Я считаю, что у вас нет сердца. Он считает, что вы прекрасно знаете свой долг. – Она уже было вышла из комнаты, но остановилась в дверях. – Я хочу задать вам всего один вопрос.

Дейн не повернул головы.

– И что же это за вопрос?

– Зачем вы вообще женились, если знали, что никогда не поверите женщине?

Дейн покачал головой:

– Доброй ночи, леди Рирдон.

Она вышла, и в комнате наступила тишина. Дейн придвинул кресло поближе к кровати и протянул руку к локону волос, прилипшему к влажной щеке Оливии. Она была бледная как полотно.

– Твои волосы всегда похожи на воронье гнездо, – прошептал он и разжал руку. Шелковистая прядь тотчас просочилась сквозь его пальцы и упала на подушку. – Мне снятся твои волосы.

Лекарь перебинтовал ей руки. Дейн бережно взял ее ладошку и поднес к губам.

– Как же мне с вами быть теперь, миледи? – ласково спросил он. – Рядом с вами я невольно понимаю, как мой отец мог совершить то, что совершил. – Гринли испустил вздох и закрыл глаза. – Я никогда не рассказывал тебе об отце, так ведь? Конечно, так. Я вообще ни о чем тебе не рассказывал.

Он устало откинулся на спинку кресла, по-прежнему сжимая ее перевязанную ручку в своей.

– Пойми, он строго с меня спрашивал, но я гордился этим. Мне казалось, столь высокие требования говорят об исключительно твердых принципах и глубочайшей нравственности. И когда мне удавалось угодить ему, я понимал, что не просто «неплохо справился», не просто «поработал на славу». Я понимал, что мне хоть на йоту, но удалось превзойти его ожидания. Я думал, что поднялся на ступень, откуда рукой подать до совершенства. – Дейн вздохнул, погрузившись в воспоминания. – И все же он был обыкновенным человеком. Слишком обыкновенным. – Сцена в кабинете вновь со всей отчетливостью встала у него перед глазами. – Я был невероятно горд оттого, что я – тот, кто я есть, – так непоколебимо уверен, что знаю все на свете… Я презрел его, вынес ему приговор, отрекся от него, глядя ему в лицо. В моей душе не было ни капли жалости или сочувствия. Я назначил себя судьей, присяжным и палачом.