Король-Беда и Красная Ведьма - Наталия Ипатова

— Значит, это правда?

— Чистейшая. Эта девчонка заклята на кровь точно таким же образом, как ваш покорный слуга — король.

Он шутовски поклонился. Сэр Эверард сел и поглядел на него внимательно. Не было ни малейшего сомнения в том, что он искренне радеет о благе Рэндалла. Он любил его как как внука. Он хорошо знал Рэндалла. Лучще, чем кто бы то ни было иной. Он не мог не узнать это лихорадочное возбуждение, охватившее короля подобно тому как огонь охватывает нераскаянного еретика.

— Опять бросили себя в костер? — шепотом спросил он. — Ради нее? Ради деревенской, грязной, дурно пахнущей девки?

— Шанталь, пока вы ее не одобрили, была всего лишь полковой шлюхой и звалась, если мне не, изменяет память Агатой, — безмятежно вставил Рэндалл. — Но девочка приложила усилия.

— …то, в чем вы отказали даже Веноне Сариане, вы, не задумавшись ни на секунду, сделали ради какой-то девки? Думаю, да, думаю, что это и мне не нравится.

— Сэр Эверард, — мягко ответил ему Рэндалл. Во всяком случае, начал отвечать достаточно мягко. — Я знаю, вы верный рыцарь королевы и доблестный защитник ее интересов. Я не обладаю и сотой долей ваших совершенств. Во мне — порченая кровь, от которой бесятся собаки. Мне нужна эта женщина. Мне необходима заключенная в ней сила, мне она нужна вся, с потрохами, я не знаю, что еще мне от нее нужно, я это выясню в процессе, но с этого дня, милорд де Камбри, она будет со мною рядом постоянно, наравне с вами, где бы я ни был, и тем, кому это не нравится, придется с этим смириться.

— Вы собираетесь с ней спать?

— Мне кажется, до сих пор в этих вопросах я вел себя достаточно аккуратно. Если понадобится как-то оправдывать ее присутствие, пустим и такую сплетню.

— Но каким образом вы собираетесь держать в руках магию, как я понял, не менее могущественную, чем ваша собственная? — рискнул спросить сэр Эверард, как обычно, понижая голос, когда вел речь о вещах на грани дозволенного.

Рэндалл долго молчал.

— Для человека, который имеет столь отдаленное отношение к магии, вы задаете слишком хорошие вопросы, — наконец признался он. — А как мужчина держит женщину? Я дам ей все. Я ее ошеломлю. Я свяжу ее с моим делом, с моим царствованием таким количеством нитей, что она будет еще менее отделима от него, чем я сам. Она точно так же не сможет бросить меня, как не сможет выйти из собственного тела, отказаться от собственной души. Не спрашивайте меня, магия ли это. Я и сам не знаю.

Есть тысячи причин ненавидеть войну, не желать ее и избегать участия в ней, и все они вполне обоснованны. Но если у тебя находится хотя бы одна-единственная причина участвовать в ней, ты не только обернуться — глазом моргнуть не успеешь, как окажется, что ты влип в это дело по уши, увязил коготок и оказался в котле бурлящих вокруг тебя жизни и смерти. И может случиться так, что ты даже начнешь получать от этого определенного рода удовольствие. Так было и с Арантой.

Едва только весна разлилась теплыми ручьями по улицам Быка, Рэндалл вывел армию в поле и сам со своей свитой выехал из замка, который тут же начали готовить к приезду королевы и принцессы. Причина, по которой была необходима встреча Рэндалла Баккара с его королевой; была проста, буквально каждому очевидна и вовсе не романтична. Дочери не наследовали престол, и прежде, чем ввязываться в очередную сезонную кампанию, ему следовало сделать с Веноной Сарианой еще одну попытку обзавестись наследником мужского пола. Жена и двухлетняя дочь короля следовали за армией в отдалении и размещались только в тщательно зачищенных городах, окруженные всем видимым почетом, и встречались с главой своей семьи лишь изредка, когда тому благоприятствовали обстоятельства и при наличии у Рэндалла свободного времени.

Это последнее обстоятельство было для Веноны Сарианы роковым, потому что свободного времени королю не хватало всегда, а когда он все-таки выкраивал минутку, то расходовал ее по своему усмотрению, и не королева шла в его списке приоритетной строкой. Имя короля народное сознание прочно связывало с Красной Ведьмой.

Были, собственно, женщины и до нее, но когда Рэндалл за руку ввел ее в свой военный Совет, разом вспомнили коня-сенатора Калигулы и «любишь меня, люби и мою собаку» и пришли к заключению, что на этот раз у короля прилично поехала крыша и что, ясное дело, не обошлось без магии, потому что — а как же иначе? Жест этот, разумеется, военачальники из дворян расценили как прямое оскорбление их патрицианской и мужской чести, и хотя никто из них не высказался против ни словом, выражения их лиц, интонации и холодная безразличная вежливость были того сорта, что весь Совет Аранта просидела словно на раскаленных углях, и непременно выскочила бы за дверь, когда бы Рэндалл не удерживал ее под столом за руку все время, весьма болезненно и чутко реагируя на ее попытки освободиться.

— Сиди, молчи и слушай. Я хочу, чтобы ты разбиралась в деле, за которое берешься. Услужливый дурак — опаснее врага.

И она покорно сидела, слушала и молчала, пренебрегая их холодным презрением и утешаясь тем, что составляла себе черный список личных врагов, время от времени меняя местами его строки и черпая отдохновение в быстрой и негромкой, будто ручей, речи своего короля. Он всегда открыт был для нее, предлагая черпать сколько угодно из источника своих знаний и опыта, словно говоря, что это — так, а то — этак.

Она могла обратиться к нему посреди любого самого важного дела, и он ответил бы ей, игнорируя прочих. И постепенно они привыкли к ней, как к мебели, и будто само собой разумеющимся стало то, что, принимая любое решение, король глазами ищет ее глаза и в его глазах, обращенных к ней, всегда живет улыбка. Ей в голову не приходило, будто она получает то, что ей не причитается.

Со всеми подряд он не фамильярничал. Давно минуло время, когда мальчик-король сбивался с ног, ища того, кто звал бы его по имени. Сейчас желающих стало хоть отбавляй, и он сделался разборчив. И, кстати, рано или поздно, но народ уразумел, что в присутствии Красной Ведьмы король удерживается от солдафонства в речах, как и то, что само это солдафонство было не более чем маской, как любая маска, недостойной того, чтобы носить ее в присутствии истинно близких. Это добавило ей не столько популярности, сколько уважения.

После того как лопнул ее пузырь, она с непривычки ощущала все мучительно остро: любой шепот был для нее как громкий крик, прикосновение холодного влажного камня она чувствовала, стоя от стены на расстоянии пяти шагов. Солнечный луч был как шпага, злое слово — как свистнувшая мимо уха стрела. Брызги холодной воды на ручье касались кожи, как брызги раскаленного металла. Она читала по лицам в душах, и то, что она там видела, ничуть ее не утешало, Люди думали невыносимо громко. Рэндалл был солнцем, и она словно внезапно оказалась на ярком свету и не могла укрыться в тень. Жизнь ее наполнилась.

Венона Сариана и двор въехали в освобожденный для них замок, и событие сие не отложилось в памяти Аранты буквально ничем, кроме суматохи. Сама она следовала за королем, хотя вернее будет сказать — за армией, потому что самому Рэндаллу ничего не стоило взять и мотнуться туда-сюда миль на десять — двадцать в сторону, никого, в том числе и ее, не спросись. Он был свободная птица, насколько мог себе это позволить.