Недетская игра в прятки - Алексей Игоревич Жеребцов

к озеру, потом можем заглянуть ко мне, хочу вас угостить, у меня есть настоящий чай.

Наталия Андреевна подняла на него усталые глаза и ответила тихим спокойным голосом:

— Спасибо, Виталий Петрович, за приглашение, чай — это хорошо, но боюсь, вам со мной будет скучно, я все время думаю, как достать бинты и лекарства, как сделать, чтобы больные и раненные так не страдали. Еще очень хочется просто выспаться. Веселого вечера у нас с вами не получится. Даст бог, доживем до победы, вот тогда можно будет вспомнить и о весне и полюбоваться красотами природы.

Раздосадованный отказом доктора, Виталий Петрович удалился, предупредив охранника, немедленно сообщить, когда больной придет в себя.

Узнав, что больной очнулся, заместитель тут же появился в медпункте, но, когда он увидел Наталию Андреевну, с такой же заботой хлопочущую подле больного, раздражение по отношению к Александру у Виталия Петровича только возросло.

Наталия Андреевна возражала против немедленного продолжения дознания, ссылаясь на слабость больного, но заместитель командира отряда проявил непреклонность и власть и с нескрываемым пристрастием прямо в медпункте начал задавать вопросы о том, как Александр оказался в плену у немцев. Он с настойчивостью пытался добиться признания Александра в том, что тот добровольно согласился на сотрудничество с врагом и заслан в отряд с особым поручением, сам Виталий Петрович, похоже, в этом не сомневался, оставалось только добиться, в чем же заключалось это самое особое поручение. Александр монотонно повторял один и тот же рассказ, который был озвучен им в первый же день, когда он был освобожден из недолгого плена.

Теперь, находясь в специальном лагере, Александр уже хорошо понимал тактику ведения допросов дознавателями особых отделов НКВД, но тогда в отряде, ему казалось, что тот заместитель всего лишь испытывал к нему личную неприязнь и, имея такую возможность, просто издевался, многократно повторяя одни и те же вопросы.

В тот день заместитель так увлекся допросом, что даже забыл, что с ним и подозреваемым в одном помещении находится женщина, благосклонности которой он пытается добиться, казалось, что вот-вот он потеряет контроль над собой, но тут уже не выдержала Наталия Андреевна, ей также пришлось повысить голос:

— Товарищ Сорокин, пожалуйста, покиньте помещение лазарета. Это не место для проведения допросов. У моего пациента контузия, ваши действия могут ухудшить состояние его здоровья. Пожалуйста, уйдите.

— Извините, Наталия Андреевна, — заместитель командира не ожидал такой реакции врача, он поднялся с табурета, на котором сидел верхом и направился к двери, — ухожу, а вы Гаврин, подумайте о своем будущем, советую вам во всем признаться.

Товарищ Сорокин ушел, но уже на следующий день за Александром явился конвоир и отвел его в штаб отряда на допрос.

Допросы продолжались несколько дней, пока командир не прекратил это бессмысленное дознание, заявив своему заместителю, что есть только одно средство для проверки: свой Александр Гаврин или враг? Ему нужно поручить опасное и ответственное задание и, оттого как оно будет выполнено, будет зависеть его судьба, а товарищ Сорокин должен лично проконтролировать выполнение этого задания.

Этот способ проверки искренности показаний рядового Гаврина, предложенный командиром, совсем не пришелся по нраву Виталию Петровичу, он всегда предпочитал участвовать в разработке штабом отряда опасных и рискованных операций, но сам участвовать в выполнении задуманного не предполагал, это не его дело, это дело подготовленных бойцов отряда. Он уже собирался возразить командиру, но увидев на лице у того улыбку, отложил возражения и задумался. То, что предложил командир, могло означать очень разное. Командир сам неоднократно участвовал в рискованных и опасных операциях. Командир и другие бойцы понимали, что делают одно общее, опасное и очень важное дело, это их сближало, и они видели, что заместитель командира не рвется и даже сторонится участия в боевых операциях и потому относились к нему весьма сдержанно и отстраненно. Это обстоятельство угнетало Виталия Петровича, и он догадывался, что эта проверка задумана командиром не только для рядового Гаврина, но и для него, хотя может быть в большей степени командир и бойцы отряда хотят проверить именно его, Сорокина Виталия Петровича. Может быть, таким образом, от него хотят избавиться. Размышлять о целях, которые может преследовать эта проверка больше не хотелось, такие рассуждения порой заводят слишком далеко, важно понять и принять, что отказаться от участия в задуманной командиром операции невозможно.

Внезапно для Александра допросы прекратились, охрана, дежурившая возле землянки, в которой был временный лазарет, была снята, можно было свободно выйти и подышать свежим воздухом. Александр восстанавливался после болезни, все еще давала о себе знать контузия, возвращались головокружения и головные боли. Наталия Андреевна не спешила давать заключение о его полном выздоровлении, она считала, что последствия контузии пока не позволяют ему стать полноценным бойцом отряда. Пациент уже не требовал прежнего внимания, но она продолжала регулярно навещать Александра, появилось время для того, чтобы просто побеседовать. Эти беседы, как правило, касались прошлого, как-то Александр поинтересовался:

— Наталия Андреевна, расскажите, как случилось, что вы оказались в отряде?

Наталия Андреевна грустно улыбнулась и вздохнула:

— Перед самой войной я поехала в отпуск в Минск к подруге, мы с ней учились в Первом Меде в Москве, потом переписывались, и тут подвернулся случай повидаться. Подруга повезла меня к своей бабушке в деревню, там лес, озеро, творог, молоко, сметана. Было хорошо, но потом случилось то, что случилось. Мы сначала ничего понять не могли, видели самолеты, слышали канонаду, там ни радио, ни газет, но уже на второй день по дороге пошли машины, потом повозки, лошади, люди, так мы узнали, что началась война. Подруга заспешила в Минск к родным, а я к себе в Смоленск. Оказалось, что немцы шли на восток быстрее, чем мы. До Смоленска я так и не добралась. Сначала прибилась к отступающим красноармейцам, у них были раненные, и моя помощь оказалась нелишней. Вместе с ними оказалась в окружении, долго скитались по лесам, вышли на отряд, с той поры я здесь.

— У вас в Смоленске родные, семья?

— Да. Родители и старший брат, я о них ничего не знаю.

— Может быть, вашим родителям удалось уйти из города. Когда все это началось, эвакуировали целые предприятия, из Москвы вывозили женщин и детей.

— Так-то из Москвы. Все равно, остается только надеяться, что родители и брат живы.

Наталия Андреевна замолчала, разговор навеял грустные воспоминания. Александр не решался заговорить, но испугался, что она вот-вот уйдет и прервал молчание:

— Скажите. Вас все называют Наталией Андреевной, по имени-отчеству, но вы ведь не так уж солидно выглядите. Меня мучает