Посвященная. Как я стала ведьмой - Аманда Йейтс Гарсиа

руки. Уилл стоял в углу кухни, молчаливо и неподвижно, словно наблюдая за раненым животным, готовым в любой момент вскинуться и укусить.

– Оставь меня в покое и прекрати опекать меня! – выкрикнула я, мгновенно трансформировавшись в угрюмого подростка с помощью волшебной палочки счастья моей матери. Я заскочила в свою комнату, схватила бумаги и ручку и стремительно выбежала на крыльцо, громко хлопнув дверью.

Моя мама влюбилась, и это казалось концом света. Она хотела любви, она всегда хотела любви, и она верила, что никогда не сможет ее получить. А сейчас она сваливалась на нее, и всякий раз, как я видела их вместе, я боролась с желанием вытащить свой меч и начать грандиозную битву. Меня пугало то, что нас могут предать. Что случится какая-нибудь кризисная ситуация, и моя мать попадет обратно в свою преисподнюю, осушенный колодец, из которого она будет пытаться выбраться, ломая ногти и расцарапывая в кровь пальцы, но у нее уже не окажется сил снова вытащить себя оттуда. Я боялась, что, если эта любовь потерпит неудачу, это убьет ее.

Было позднее лето, самое жаркое время года, но оно пахло Йолем, языческим праздником, на котором Король-Падуб убивает Дубового Короля, и зима охватывает землю. Пахло дымом и жареными каштанами, и трейлер-парк был покрыт чем-то вроде снега. Вот только воздух был раскаленным, словно в аду, а хлопья, опускавшиеся на листья, оказались пеплом от костров, окружавших нас со всех сторон. Можно было смотреть прямо на солнце в тяжело нависшем красном небе, столько, сколько пожелаешь, на Солнце Ночи. Удавалось увидеть его четкий диск, зависший там, тлеющий над чужеродным миром, стремительно несущимся к своему концу. Кто бы мог подумать, что конец света окажется таким красивым?

Я уселась на крыльце и разрешила себе обратиться в камень, покрываясь пеплом. Кузнечик, за которым я наблюдала неделями, глядя, как он линял, превращался из маленькой ярко-зеленой личинки в мясистую саранчу цвета хаки и громко жевал нежный цветок, сидя на его стебельке. Я сидела на крыльце и плакала, чувствуя себя слабачкой, утратившей контроль, плывущей по течению реки, полной страхов и отчаяния, струившейся из какой-то дыры так глубоко во мне, что я не могла ее увидеть.

Развертываясь поперек неба, с гор спускалась черная лента. Тысячи и тысячи грифов кружились бесконечными лентами. Это казалось невозможным. Чернокрылые, шипящие и ворчащие, с желатиновыми красными головами, парившие на крыльях размахом с человеческий рост. Никогда прежде я не видела ничего подобного. Я никогда не видела ни единого грифа в Охае, а теперь их были тысячи, летящие к границе огней, к тому, что я представляла себе полем битвы, полным сожженных останков.

В ведической астрологии Сатурн соответствует богу Шани, повелителю кармы и правосудия. В соответствии с индуистским учением Субхаса Чандры, Шани «управляет подземельями человеческого сердца и опасностями, скрывающимися там». Верхом на грифе Шани проделывает свой путь сквозь наши астрологические дома, собирая нас в стадо, словно пастушья собака. Наша задача – проследовать за ним на этом грифе в тот дом, в котором Сатурн пребывал во время нашего появления на свет, и выполнить там свою работу. А наша работа – освобождение. Наша работа всегда освобождение. Сатурн приказывает нам штурмовать Бастилию в доме, где он пребывает, и освободить узников кармы, чахнущих внутри. Но, в отличие от Марса, планеты агрессии, битвы Сатурна за освобождение – это не фейерверки и слава. Битвы Сатурна – это война на изматывание. Чтобы достичь выполнения задания Сатурна, окончательного освобождения и пребывания в Любви, мы должны продемонстрировать терпение, выносливость, дисциплину и усердие. Мы должны отодвинуть свое желание получить немедленное удовлетворение ради будущих вознаграждений. Но эти награды – далеко идущие, они простираются в будущие поколения.

* * *

В Таро Сатурн соответствует Великому Аркану XXI, карте Мира, последней карте из архетипа старших аркан. Карта Мира символизирует завершение долгого путешествия. Но это завершение на самом деле является новым началом. И, когда ты начинаешь опять, ты оказываешься уже не неопытным и наивным, словно новорожденный, словно Шут, но мудрым и вовлеченным, как Анима Мунди[127], танцующий ангел на карте Мира. Когда эта карта выпадает в твоем гадании, ты знаешь, что ты на верном пути, пути к цельности, к самореализации.

Чтобы знать, где именно в наших жизнях наша сатурнианская битва за освобождение должна происходить, мы смотрим на натальные таблицы, круговой график, описывающий, где находились планеты в момент твоего рождения. Там, где мы находим Сатурн, и есть наша Бастилия. Бастилия – это французская башня-тюрьма восемнадцатого столетия, в которой удерживались попрошайки и должники. Когда бедняки и нищие Франции вломились туда и освободили заключенных, они дали толчок к Французской революции. Моя Бастилия – в четвертом доме: доме предков, в земле, в подземном, в похороненных и скрытых вещах, – драгоценные камни, лава, пещеры и тени преисподней. Четвертый дом – это наша пуповина, уходящая в историю, в нашу ДНК. Когда Сатурн находится в твоем четвертом доме, твоя задача – раскопать родословную своей семьи и исцелить ее. В средневековой астрологии в четвертом доме ищут спрятанные драгоценности. Известный астролог Лиз Грин называет четвертый дом великой подземной рекой, движущейся под поверхностью личности. Она говорит: «Любая планета, расположенная в четвертом доме, указывает на что-то сокрытое в психике, что должно быть выявлено, поднято на поверхность, прежде чем с ним можно будет конструктивно работать».

Неудивительно, что Сатурн делит мой четвертый дом с Луной. В астрологии Луна не только представляет собой твои настроения и закономерности в этот промежуток жизни, но также твою мать и линию ее семьи. Каждый из нас подобен герою эпического романа, который является соединяющим звеном поколений между собой. Если мы ничего не предпринимаем, чтобы изменить историю наших предков, они повторяют ее снова и снова. Моей задачей стало устранение узости фамильной линии. Это могло быть мне не по вкусу, но тем не менее это было задачей, данной мне. Расширяя историю своей семьи, я тем самым создавала новую.

Пока я сидела, окаменев, в тишине, наблюдая за грифами, я услышала, как с прогулки вернулись мама с Уиллом.

– Дело не в том, что ты ей не нравишься, – шептала мама ему. – Она просто боится. Каждый раз, когда у меня начинаются отношения с мужчиной, ее выбрасывает из моей жизни. Она пытается вытолкнуть нас первой, чтобы ей потом не было больно.

– Я могу это понять. Но ей не о чем беспокоиться, – прошептал Уилл ей в ответ. – Я здесь, с тобой, настолько, насколько это необходимо, ради тебя и твоих детей. Ради всего.

Прошел месяц, и я обнаружила, что вместо работы над сценарием или окончанием новеллы о Персефоне я