Чудо и чудовище - Наталья Резанова

Безусловно, при таких обстоятельствах никого во дворце не удивляло, что царица угнетена заботами и удручена печалью, и что ее верная нянька постоянно готовит лечебные снадобья для несчастного царевича, и вечно в хлопотах.

Ксуф на женскую половину дворца не заглядывал, хотя временами о наследнике справлялся. То, что он слышал, не слишком его огорчало. Все младенцы ревут круглые сутки да пачкают пеленки – по крайней мере, это он знал. Пройдет несколько лет, прежде чем от плаксивого червяка в колыбели будет какой-то прок. И пускай Ксуф ни в коей мере не склонен был одобрять шамгарийские нравы, все же было нечто достойное похвалы в их обычае не показывать сыновей отцам до пятилетнего возраста. Говорят, что Пигрет уже не такой уродец, как был при рождении. Вот и славно. Незачем ему быть красавцем, он не девка, от которой кроме смазливости, ничего не надобно. Главное, чтобы стал настоящим мужчиной и воином, сильным, как его отец!

Силы Ксуфа и впрямь переполняли немерянные. Казалось, рождение наследника вернуло ему молодость. Никогда не жила зимранская знать так весело, как в тот год – Ксуф и прежде скучать не любил, а сейчас в него словно демон вселился. Он жаждал всевозможных забав. Охота близ Зимрана не отличалась разнообразием, – что же, он будет травить наилучших зверей, не покидая собственной цитадели! Пусть везут в Зимран медведей с гор, львов с южных границ, бегемотов из Дельты! И везли. Правда, единственный бегемот, которого удалось приобрести посланцам Ксуфа, подох по дороге, ибо эта скотина, оказывается, не выносила сухого нирского климата, и царь наказал проявивших преступную нерадивость, отправив их на каменоломни, но уж других посланцев наградил щедро. И рык хищников из царского зверинца, и заливистый хор псов, кидавшихся на львов и медведей, заглушал слабенький плач ребенка на женской половине. Но травли зверей Ксуфу было мало. Хотелось слышать звон мечей, воинственные кличи и хриплое дыхание бойцов. Так что были потешные бои в царских казармах, и на Погребальном поле при каждом подходящем случае. И вольные набеги тоже были – на разбойников, на мятежников, если таковые попадались – на кого угодно, лишь бы был случай обнажить оружие. И, конечно, Ксуф обеими руками одарял друзей своих и боевых соратников, ибо не пристало властителю быть менее щедрым по отношению к воинам, чем к ловчим и музыкантам. Когда казначей Икеш осмелился намекнуть царю, во что обходятся казне эти развлечения, Ксуф распорядился сбросить наглеца с крыши дворца, а труп скормить обитателям зверинца – раз негодяй жалел для них мяса. Однако замечания казначея принял к сведению, и обложил подданных новыми налогами, а вассальных князей – поборами. Князья взвыли. Но в Зимране были скорее довольны, особенно знать. Столицы несчастья других городов не слишком касались, а выходки Ксуфа многих восхищали. Именно таким, по их мнению, должен быть правитель: буйным, щедрым и непредсказуемым. И если кто-то считал, что Ксуф просто дурит, то иным его поведение напоминало героические времена предков-завоевателей, ибо скучно жить в эпоху ничтожную и торгашескую.

Героем и бойцом ощущал себя Ксуф не только с мечом в руке и на звериной травле. Мужская сила в нем бурлила и била через край. Служанки боялись попадаться ему на глаза, не ходили по коридорам, а шмыгали – почувствовали, суки, что у них есть хозяин. Он перепробовал их всех, кроме старух. А может, и не всех – не стоят они того, чтоб их различать. Так-то лучше, чем с плаксой женой. К ней Ксуфа не тянуло. Удовольствия от нее не больше, чем от самой грязной стряпухи, а корчит из себя невесть что. Любимица богини! Мать наследника! Это, конечно, да… но какая польза от нее, если наследник уже есть? Ну, кормит. Так с этим любая коза лучше справится. Ладно, пусть кормит. А как перестанет, может, и в самом деле избавиться от нее и жениться на дочери Маттену? (Он так и не запомнил ее имени, но это было неважно). Тут, главное, даже не в этой хихикающей писюхе дело. А в княжестве. Договор договором, а пока что Маттену у себя хозяин. Но если дочка его станет царицей, будет возможность земли Маттену присоединить к Ниру. Он, Ксуф, за много десятилетий будет единственным правителем, который сумел расширить границы царства. И нечего тыкать ему в глаза подвигами почтенного родителя. Что, в конце концов, сделал Лабдак? Разбил толпу грязных дикарей, ослабевших от блуждания в горах. А о том, чтоб царство увеличить и сыну в наследство оставить, не озаботился. А Ксуф озаботился!

Когда Ксуф поделился с придворными этими блестящими планами, старый зануда Криос почему-то не выразил восторга. Чем вызвал гнев государя. Конечно, Криос не какой-то казначей, убивать его Ксуф не стал, но с глаз долой отправил. Пусть охраняет северную границу с кучкой таких же старых хрычей.

И Криос не посмел ослушаться. Если бы Ксуф не был столь упоен собой, он бы заметил, что Криос отбыл из столицы даже не без радости. А заметил бы – не поверил.

Так сменялись месяц за месяцем, и вновь неотвратимо пришло время царского жертвоприношения. И вновь в дворцовые конюшни доставили жеребца, белого как снег на вершине Сефара, и никто на сей раз не осквернил его белизну, принадлежащую богу.

В Зимране редко бывало пасмурно, еще реже шел дождь, нагоняемый северным ветром с побережья Калидны. В день жертвоприношения солнце сияло ярко, как обычно, и весь этот белый город был ослепителен, точно видение из сна.

Храм Кемоша, наверное, тоже изначально был белым. Но победоносные правители Зимрана на протяжении веков украшали стены святилища воинскими трофеями – щитами врагов, шлемами, обломками колесниц. Они были помяты или вовсе разбиты мечами и копьями зимранских воинов, но эти свидетельства доблести были милы Кемош-Ларану, и никто не посягал на то, чтоб починить или почистить трофеи. Другим украшением храма были мощные рога жертвенных быков, закрепленные вдоль крыши, как некая устрашающая ограда: только рога, ибо черепа, равно как кости жертв, согласно обычаю сжигали.

Путь от дворца Ксуф проделал на колеснице, однако на площади перед храмом спешился, дабы выразить почтение богу. Царя сопровождали знатнейшие из воинов Зимрана, а следом под уздцы вели коня, который мотал головой и плясал, как танцовщица из Дельты. Конь, впрочем, в изяществе и красоте не уступал любой из танцовщиц.

Ксуф держался несколько странно, и в отличие от коня, это его отнюдь не украшало. Его лицо, и без того румяное и полнокровное, сейчас почти не отличалось цветом от парадной пурпурно-красной одежды. Взгляд его блуждал без цели, он бормотал что-то неразборчивое, и то и дело хихикал. Но шел по-прежнему твердо и ни разу не споткнулся.

– В государя вошел дух Кемош-Ларана, – пояснил пророк Булис, следовавший за Ксуфом.

В последние месяцы царь сам нередко говорил, что чувствует в себе дух воинственного бога. И теперь многие могли видеть это воочию.

Вход в святилище Кемоша был устроен на одном уровне с плитами площади. И все, вступившие в храм, несколько замедляли шаг, ибо после залитой светом площади терялись в сумрачном полумраке. Нет, не в полной тьме – но из-за неравномерного освещения пространство представало обманчивым взгляду непосвященного. А посвященного – тем более, ибо верные, посвященные в мистерии Кемош-Ларана знали, что в полу и стенах храма скрыты ловушки.