Тростниковая птичка - Ольга Смайлер

Через месяц родители переехали, и постарались обо всем забыть. Сестру Юстимию они снова увидели в Таншере почти два десятка лет спустя, и она была уже Старшей Дочерью родового храма Впрочем, и мама с Расмусом, и Старшая Дочь Юстимия старательно делали вид, что они не знакомы. Им всем так было проще.

— Иногда я ненавижу Кериму, — сказала Уна, — она, словно проказа, дотягивается и заражает унынием все светлое, что есть вокруг меня, высасывая из него радость и счастье. Наверное, я должна ненавидеть эту девочку, ради жизни которой ты должен умереть. Должна — но не могу, потому, что мне до сих пор иногда снится темнота и боль и я боюсь не проснуться, а еще потому, что если ты позволишь ей умереть — это будешь не ты.

— Я давно принял решение, — улыбнулся я матери, — она улетит, как только мы с её отцом сумеем это организовать. Как ты думаешь, много у меня времени?

Уна вздохнула:

— Это знают только она и храмовницы. С некоторых пор Храм предпочитает подстраховываться, а капля крови может рассказать многое. Если Вы не появитесь в Храме в первые два дня нового цикла — они придут за Соней сами.

И вглядевшись в мое расстроенное лицо, погладила меня по плечу:

— Ничего, сынок. Я узнаю это сама. Хоть в чем-то смогу помочь.

И вот теперь я лежал в неудобной позе, боясь пошевелиться — рядом со мной, устроившись щекой на моей руке и доверчиво прижавшись ко мне спиной, спала моя Птичка. А внутри вел обратный отсчет часовой механизм: тик-так, завтра — завтра — завтра. Нет, мама говорила что-то о том, что сроки могут сдвинуться, что женский организм — не процессор, и имеет право быть неточным. Но я слишком долго жил, чтобы разувериться в благосклонности праматери и теперь судорожно искал выход, и не находил ни одного. А потом Соня неожиданно вскинулась с громким криком, я метнулся её успокаивать, и все мысли высыпались из головы, как сушеный горох из дырявой коробки.

Я не успевала и знала об этом. Флайбус двигался не быстрее улитки, мне казалось, что если я побегу пешком — я легко его обгоню. И все-таки мы приземлились, и мне было все равно, как я посажу эту долбанную медлительную колымагу, потому что сразу после посадки я рванула ремень, открыла дверцу и выпала в дождь. Он должен был стоять за забором, но его там не было, и опять резануло по сердцу мыслью, что я не успеваю! Бежать, бежать, к нему, туда. Ноги словно вросли в чавкающую грязь, в которую превратилась тропинка, а это значит, что дождь льет уже давно, и я не успеваю. И все-таки я вбегаю в дом, не разуваясь бегу вверх по лестнице, оставляя мокрые, грязные следы, но мне все-равно, потому что это не важно, все не важно, а важно только одно — успеть. Вот и наша спальня, дверь открыта, я вижу, что Сайгон лежит на боку, и успеваю обрадоваться, что он не придумал себе глупостей, а просто лег спать. "Сай! — кричу я ему, — Все хорошо! Я успела!", но он молчит и тогда я обхожу кровать, уже зная, что увижу, но не желая поверить в это. Плечо под моей рукой ледяное и каменное, глаза Сая открыты и пусты, а из груди торчит нож, на рукоятке которого повязан мой шарф. Крови нет, и я плача пытаюсь тормошить мужа, кричу, бью его кулачками. И пустые серые глаза ловят мой взгляд. "Почему ты опоздала? Мне так холодно" — говорит мне этот чужой, мертвый Сай, и тянет ко мне руки.

Я проснулась, захлебываясь криком, чувствуя, что меня бьет озноб, а по щекам текут слезы. И Сай, мой живой, горячий Сай, обнял меня, прижал к себе и стал гладить по голове, а я цеплялась за него и все спрашивала: "Я же успела? Я же правда успела вернуться?" "Да, да", — баюкал меня Сай. Теплый. Живой. Мой.

Сайгон почему-то решил, что лучший способ борьбы с кошмарами — это плотный обед. Я не имела ничего против — пары ложек хлопьев, которые мне едва удалось впихнуть в себя утром, организму было недостаточно. Поэтому я сосредоточенно ела, прикидывая, что можно предпринять, чтобы Тару никто не смог сманить — готовила она божественно. Сай сидел напротив, держал вилку на весу и смотрел на меня. Каждый раз, когда я поднимала глаза, и выразительно смотрела на него в ответ, он, будто очнувшись, принимался за еду, но стоило мне снова сосредоточиться на собственной тарелке, как мой муж впадал в созерцательное настроение.

— Сай!

— Ммм?

— Ты просмотришь во мне дырку!

— Прости. Ничего не могу с собой поделать.

— Тогда хотя бы попробуй совместить этот процесс с принятием пищи.

Наш разговор прервал дверной звонок.

— Я никого не жду, — выразительно посмотрела я на Сая, — а ты?

— Можешь поверить, я не назначал встреч на сегодняшний вечер… Как-то даже и в мыслях не было, — покачал головой он, — да и вряд ли нас кто-то сейчас решится потревожить.

— А давай не будем открывать? — предложила я заговорщицким тоном.

В дверь снова позвонили. Сай вздохнул:

— Очень заманчивое предложение. Ужасно жаль, что оно не осуществимо.

Муж пошел открывать дверь, я же торопливо принялась за обед: мой опыт подсказывал, что неожиданные визиты могут нести с собой любые неприятности. Так и вышло — я услышала, что в холле завязался разговор, потом поняла, что Сай повысил голос, бросила вилку — и побежала выяснять, что же происходит. В холле обнаружился злой Сай, совершенно спокойная храмовница Юстимия, и обеспокоенный Эд.

Сай, увидев меня, мгновенно переместился, и задвинул меня к себе за спину.

— Я не позволю ей войти в Храм! Раз я нужен на этой крастовой церемонии прощания — я буду тами и выполню свой долг! Но Соня останется дома.

Я закатила глаза. Он опять делал это — решал за меня.

— Ты никуда не пойдешь один! — возмутилась я, и для верности уперла руки в бока, хотя это никому не было видно, — Имей в виду, если ты не возьмешь меня с собой, я просто не выпущу тебя из дома, так и знай!

Сай глухо выругался, повернулся ко мне, схватил за плечи и легонечко встряхнул:

— Соня, послушай меня! Это не игрушки — тебе опасно находиться в Храме! Просто поверь! Мы там бессильны, я не смогу защитить тебя если что-то пойдет не так.

Молчавшая до этого Юстимия прошла к дивану, и устроилась на нем уставшей, нахохлившейся, черной птицей.

— Сайгон, — устало сказала она, — если бы я хотела смерти твоей землянки — поверь, она бы не дожила до свадьбы.

— Но как?! — вырвалось у Эда раньше, чем он успел взять себя в руки.

Юстимия молча выудила из складок одежды мини-бук, очень похожий на тот, что жил теперь у Мии, и покрутила его в воздухе.

— Информация, Эд, информация. Кто владеет информацией — владеет миром. — Она спрятала бук, и вздохнула, — Мне кажется, что я столько раз доказывала лояльность к твоей семье, Эд, что ты мог бы для разнообразия начать доверять мне. Но я готова гарантировать Сонину неприкосновенность — мне нужны в Храме вы все, включая ваших гостей из внешних миров. Некоторые слова стоит произносить только в проверенных местах. Мы должны отдать дань памяти Найны, ибо даже те, кто не заслуживали уважения в жизни, заслуживают уважения к своей смерти. Кроме того — трудно найти более удобный повод…