Игра по правилам - Дик Фрэнсис

— Если хотите знать, я почти сразу же раскаялся в этом, — продолжил он с жалким видом. — Просто черт попутал. Оставив здесь бриллианты, он пошел куда-то в магазин, а у меня в ящиках, на беду, оказались точно такого же размера необработанные кубические цирконы, я часто держу их под рукой на случай особой огранки, и я просто... подменил. Как вы сказали, я надеялся, что он не понесет убытков.

— Тем не менее он все понял, — продолжил я. — Он знал вас и, будучи полицейским судьей, знал многое о воровстве. И еще в его записной книжке было написано: «Если законы тебя не устраивают, не обращай на них внимания, они тебя не касаются».

— Хватит. Перестаньте. Он простил меня.

— Когда?

— В Ипсуиче. Я ездил туда встречаться с ним. Я вскинул голову.

— Ипсуич. Гостиница «Оруэл», П., пятнадцать тридцать, — произнес я.

— Что? Да.

Похоже, он не удивился, что мне это было известно. Он словно видел перед собой какую-то ужасную картину.

— Я видел, как он погиб, — сказал он.

— Строительные леса рухнули на него у меня на глазах.

Я молчал, потрясенный услышанным.

— Мы поговорили с ним в гостинице. В вестибюле. Там почти никого не было... затем дошли по улице до того места, где я оставил машину. Мы попрощались. Он перешел на другую сторону и пошел дальше. Я смотрел ему вслед. Мне очень хотелось, чтобы он оглянулся и помахал мне рукой... но он шел не оборачиваясь.

«Можно простить, — думал я, — но вернуть дружбу... На что он рассчитывал? На прощение и утешение? Возможно, со временем он получил бы и это от Гревила, но не от меня».

— Грев так и не понял, что произошло, — продолжал Просперо Дженкс свои мучительные воспоминания. — Это случилось неожиданно. Грохот падающего вместе с людьми металла. Все стремительно рухнуло вниз. Прямо на него. Мне даже не было видно Гревила. Я побежал через дорогу, чтобы вытащить его оттуда, там были тела... и он... он... Я подумал, что он уже мертв. Из головы текла кровь... металлический прут проткнул живот, а другой вонзился в ногу... это было... не могу... Я пытаюсь забыть, но эта картина постоянно встает перед глазами.

Я не отвечал, и, немного помолчав, он продолжил:

— Я даже не сдвинул его с места. Не смог. Было столько крови... поперек его ног лежал еще кто-то... кто-то стонал. Сбежались люди... потом — полиция... царил хаос...

Он опять замолчал, и я спросил:

— Когда приехала полиция, почему вы не остались с Гревилом и не помогли ему? Почему вы даже не помогли опознать его?

На какое-то мгновение на его искренне опечаленном лице появилась тревога, но он тут же справился с ней.

— Вы же знаете, как это бывает. — Он взглянул на меня с видом провинившегося ребенка, точно так же он смотрел на меня, когда признался в подмене камней. — Не хотелось впутываться, влезать во все это... Я думал, что он уже мертв.

В его словах мне послышалась какая-то ложь. Нет, он не лгал, что это случилось на его глазах: описание полученных Гревилом увечий было предельно точным.

— Вы просто... уехали? — грустно спросил я.

— Нет, конечно. Ни в коем случае. Полиция оцепила всю улицу и бесконечно долго брала показания, упоминая при этом об уголовной ответственности и о страховке. Но я не мог помочь им. Я не видел, почему рухнули строительные леса. Мне было дурно от вида крови. Сидя в машине, я ждал, пока нас выпустят. Грева уже увезли на «скорой помощи»... и железный прут все еще торчал из его живота...

От воспоминаний он почувствовал приступ тошноты.

— Вы же знали, что он еще жив, — заметил я. Он вздрогнул.

— Как? Откуда я мог знать?

— Они не закрыли его лицо.

— Он был уже при смерти. Это было очевидно. Ему пробило голову... и текла кровь...

«У покойников кровь не течет», — подумал я, но не сказал этого. Чувствовалось, что Просперо Дженкса вот-вот вырвет. «Интересно, как часто с ним это бывало за последние одиннадцать дней?» — мелькнуло у меня в голове.

— О чем вы говорили в гостинице «Оруэл»? — вместо этого спросил я.

— Сами знаете, — ответил он, украдкой взглянув на меня.

— Он обвинил вас в подмене камней.

— Да. — Он сглотнул. — Я попросил прощения. Сказал, что раскаиваюсь. И это было действительно так. Гревил понял это. Он спросил, почему я так сделал, зная, что все неизбежно вскроется. Но я не мог объяснить, я не думал, что он догадается. Я уже говорил вам.

— Ну и что же он вам ответил?

— Он укоризненно покачал головой, словно я был провинившимся ребенком. Гревил скорее был печален, нежели сердит. Я сказал ему, что, конечно, верну бриллианты, и просил простить меня.

— Что он и сделал?

— Да, как я вам уже говорил. Я спросил, сможем ли мы продолжать наше сотрудничество. Никто не мог сравниться с Гревилом в его способности выбирать замечательные камни, а он всегда восторгался моей работой. Это было выгодно для нас обоих. И я хотел, чтобы все стало как прежде.

«В жизни ничто не становится прежним, — подумал я. — Ничто не остается неизменным».

— Гревил согласился? — спросил я.

— Да. Он сказал, что бриллианты у него, но ему еще нужно кое-что сделать, но что именно, не уточнил. Гревил собирался прийти сюда в магазин в начале недели, и я должен был вернуть ему пять камней и расплатиться за слезки и звездочки. Он хотел, чтобы я заплатил за них наличными, и дал мне пару дней, чтобы я нашел деньги.

— Обычно он не брал с вас наличными? За шпинель и горный хрусталь вы прислали чек.

— М... да. — Он вновь бросил на меня виноватый взгляд. — Он сказал, что в будущем мы будем расплачиваться только наличными, поскольку уже не мог мне доверять. Но вы об этом не знали.

Конечно, Гревил не доверял ему, и он якобы сказал о том, что бриллианты с ним, в то время как они на самом деле плыли на пароме через Северное море. Интересно, действительно ли он так сказал? Не исключено, что Просперо Дженкс ослышался или не понял его, но он был твердо уверен в том, что бриллианты были у Гревила.

— Если я сейчас отдам вам эти бриллианты, мы покончим с этим? — спросил он. — Я имею в виду, раз уж Грев простил меня, вы не будете вопреки этому поднимать шум? Обращаться в полицию... Вы знаете, что Грев не хотел бы этого.

Я не отвечал. Гревилу пришлось бы бросить на чашу весов предательство старой дружбы и свою приверженность закону, и, я думаю, он не стал бы отдавать Просперо под суд, по крайней мере за первый проступок, в котором тот признался и раскаялся.

В ответ на мое молчание Просперо Дженкс, с надеждой посмотрев на меня, встал со своей табуретки и подошел к рядам маленьких ящичков. Выдвинув один из них, он достал оттуда несколько откровенно невзрачных на вид пакетиков и, запустив в них руку, пошарил там. Он извлек оттуда нечто, завернутое в белую марлю и заклеенное клейкой лентой, и протянул мне.