Скрипка некроманта - Далия Трускиновская

— Отчего это так для вас важно?

— Оттого, что ваш старый черт мог в присутствии мальчика лгать сколько угодно, а тот не помешал бы ему даже взглядом.

— Верно! — воскликнул Давид Иероним. — Это значит — все, что говорил Манчини, нуждается в особливой проверке. Все, понимаете?

— О мой Бог! Как вы себе представляете сию проверку? — спросил озадаченный Маликульмульк. — На приеме было множество гостей, слуги носились как угорелые. Прошло время — никто ничего уже не вспомнит.

— Прежде всего нужно допросить итальянцев. Ведь, согласитесь, в той части замка, где для них отвели комнаты, посторонние не появлялись — разве что поклонники певиц, — сказал Паррот. — Пока эти господа не укатили из Риги, нужно с ними побеседовать, да построже.

— Погодите… Я впервые увидел Никколо в Доме Черноголовых. Тогда витийствовал старик Манчини, мальчик сидел у печки и молчал. Потом… потом тоже, в замке, то есть… Когда гости говорили ему комплименты, кланялся и отвечал «грацие», то есть по-итальянски… Да! Одно слово он мне сказал! Два слова! «Арриведерчи, синьор»!..

И тут Маликульмульк вспомнил то ощущение, что мелькнуло, когда он разговаривал о Никколо с фон Димшицем. Речь шла о том, что мальчик бы просто не понял просьбы поиграть на расстроенной скрипке. Не понял! Где-то в глубине души Маликульмульк знал, что дивное дитя не все разумеет в окружающем мире. Но до словесно оформленной мысли это понимание не доросло. Стало даже обидно: отчего Паррот, отчего не я додумался? Отчего — Паррот, который лишь издали видел скрипача? Чем мыслительные способности физика отличаются от мыслительных способностей философа?..

— Так я и думал. Вот что, Крылов, вам надо сесть и припомнить все, что говорил в присутствии мальчика синьор Манчини. Припомнить и записать. Мы будем исходить в умопостроениях из того, что все это — ложь.

— Записать? — Маликульмульк даже растерялся от такого предложения, очень похожего на приказ.

— Да. Это же ваше ремесло — записывать разговоры. Глядишь, пригодится.

Маликульмульк надулся — ему не понравилось, как Паррот представляет себе труд драматурга.

— Карл Готлиб, принеси, пожалуйста, для герра Крылова сверху бумагу и чернильницу с пером, — попросил ученика Давид Иероним.

— Пишите, а мы, Давид Иероним, займемся с тобой морковью.

В нарочно изготовленном штативе стояло шесть длинных морковок. У каждой сверху было выдолблено отверстие, из отверстия торчала тонкая стеклянная трубка. Физик с химиком опять взялись колдовать, а Маликульмульк, которому любезно, но настойчиво была уложена под нос бумага, задумался. Опять вспоминать все то же — такая морока…

— Стало быть, ложь… — проворчал он. — Ин ладно…

Через четверть часа Парроту была подана бумага такого содержания:

«Оба Манчини после выступления не оставались в гостиных, чтобы гости могли полюбоваться на скрипку. Гости их сиятельств не уговаривали Никколо сыграть еще. Старик не забеспокоился о том, что мальчик устал, и не предложил ему отнести скрипку в комнату. Они, идя в комнату, не видели, как из соседнего помещения выходят собравшиеся в гостиницу музыканты из квартета и, соответственно, не видели пьяного Баретти. Они не прятали футляр со скрипкой за горой шуб. Они не возвращались в гостиную и не уговаривались там с певцами, чтобы вместе ехать в „Лондон“. Они все вместе, вчетвером, не обнаружили под шубами пустой футляр…»

Прочитав это сочинение, Паррот долго смотрел на Маликульмулька, при этом рот его слегка кривился и философ явственно слышал тихое фырканье.

— Вы как мои разбойники, — сказал Паррот. — Иногда их за учебу не усадишь, но если ради какой-то проказы нужно повторить пройденное — трудятся как пчелки. Коли вы таким образом подошли к делу — извольте. Давид Иероним, похоже, сегодня мы уже не поработаем.

— Это хорошо, потому что я обещал сменить герра Струве, — ответил Гриндель, снимая белый фартук. — Но несколько минут у меня найдется.

— Итак — оба Манчини после выступления не оставались в гостиных; это вы погорячились, вы сами их там видели. Старик не забеспокоился о здоровье мальчика — это похоже на правду. А скорее — он обменялся взглядами с Брискорном. Они не видели квартета и пьяного Баретти… вот это, сдается, верная ниточка… Не прятали футляр — нет, прятали, потому что это вранье слишком легко проверить. Не возвращались в гостиные — нет, все же возвращались, старику нужно было все время быть на людях и отсутствовать в комнате, когда туда войдет Брискорн… Так. Вывод — нужно как следует потолковать с обоими певцами. С ними Манчини уговаривался об отъезде, они были свидетелями того, как он открыл пустой футляр. Нужна последовательность событий с точностью до минуты. Возможно, кто-то из них видел, как старик подает знак Брискорну. А скорее всего — видел это несчастный Баретти…

— Но он уже тогда был порядком пьян.

— Это все нужно проверить, понимаете? Вы — литератор, а я — физик, мне нужен график. Нужна точная последовательность событий.

— А что она может нам дать? — спросил Гриндель.

— Других соучастников. Это может оказаться не старик Манчини, а кто-то из квартета. Тот же Баретти, которому нетрудно было притвориться пьяным как свинья.

— Но тогда получается, что его убил Брискорн! — чуть ли не хором закричали Маликульмульк и Гриндель.

— Брискорн мог в это время преспокойно пить жженку в Цитадели, в компании других офицеров. Он не первый год живет в Риге и мог обзавестись самыми неожиданными знакомствами. Вот всего лишь одна возможность — он инженерный полковник, он должен заниматься восстановлением укреплений весной и осенью, после каждого наводнения; для этого не только употребляются гарнизонные солдаты, но нанимаются рабочие из предместий, с которыми он несколько дней подряд встречается, разговаривает, платит им деньги.

— Ох, мать честная… — по-русски пробормотал Маликульмульк. — Выходит, доказать его участие в убийстве Баретти почти невозможно?

— А мы попытаемся. Я так учу своих разбойников: вам кажется невозможным доказать, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, но мы попытаемся; вам кажется невозможным измерить диаметр Земли, но мы попытаемся. Вам кажется невозможным взойти на крутую гору — скажем, на Арарат, а вы пытались? Но этот способ опасен, когда имеешь дело с Гансом, — он пообещал мне, что вскарабкается на Арарат, куда еще никто не залезал, и похоже, однажды он это сделает. А лазить он любит… — Паррот усмехнулся.

— Из всего этого следует, любезный друг, что вам стоило бы попытаться найти итальянцев, — деликатно сказал Гриндель. — Пока они не уехали.

— Я устал от итальянцев, — признался Маликульмульк. — Они говорят на таком немецком языке, что у меня все в голове путается. Ведь герр Липке учит меня по лучшим образцам, мы недавно Клопштока вместе читали. Только-только установится в голове нужный порядок слов, как являются эти господа и все выговаривают задом наперед.

— Представляю, как они удивятся, когда вы заговорите по-итальянски! — развеселился Давид Иероним.