Место встреч и расставаний - Сара Маккой

Миссис Льюис расплакалась. Она принялась бормотать что-то про малышей, и отцов, и о вечере, когда она пошла танцевать, потому что ей было одиноко сразу после того, как Джимми откомандировали за границу. Я не знала, зачем она все это говорила. Джимми был здесь, он ждал ее. Мама спросила, любит ли миссис Льюис Джимми, и та ответила, что она проделала весь этот путь через полмира ради него и сделала бы это еще раз, если бы потребовалось.

– Ну так и иди к нему, – настойчиво проговорила мама.

– Поторопитесь! – залпом выпалила я, схватив ее за руку. – Он ждет вас с куклой Микки-Мауса и букетом цветов.

– Цветов?

– Розы, – тут же ответила я. – Желтые.

– Иди к нему, – снова сказала мама.

Миссис Льюис вытерла глаза и сказала, что сначала ей нужно привести себя в порядок. Она освежила помаду, тушь и припудрила нос. Затем пошла туда, где в ожидании стоял Джимми. Миссис Льюис увидела Джимми, и на ее лице расцвела улыбка. Я знала, что она забыла все, что было до этого. Нас, свой дом в уничтоженном бомбами Лондоне. Мы все уже исчезли в прошлом. Она всплакнула, когда Джимми наклонился поцеловать ее в губы. Ее рыжие волосы неряшливо разметались перед лицом, и он пальцами нежно убрал их. В этот момент я поняла, что она вовсе не невзрачная. Стоя рядом с Джимми, миссис Льюис выглядела неожиданно красивой.

– Мне было шестнадцать, когда у нас появилась ты, – сказала мама. Мы стояли и смотрели в том направлении, где исчезли Льюисы, словно все еще могли видеть, как они уходят. – Я сама еще была ребенком. Мы с твоим папой наслаждались жизнью. Устраивали пикники, катались на коньках, купались в озере. Мы изъездили на велосипедах все графство. На танцах в деревне люди любили смотреть на нас. Твой папа хотел бы, чтобы мы снова были счастливы. Когда Джек придет, все образуется, вот увидишь.

– Я хочу домой, – сказала я маме.

Но я знала: тому, что я хочу, уже не бывать. Я хотела к себе домой, каким он был до войны, когда папа стоял на спинах лошадей, а ферма была центром нашего мира.

– Мы не можем вернуться обратно, – вздохнула мама и отвернулась.

Я знала, что она думает о папе. О том, что произошло, и о том, как мы его потеряли.

Однажды зимой мы катались на коньках на озере. Там был Кларки. Он и папа катались по краю озера. Мы с мамой делали небольшие круги, держась за руки. Лед украшали разнообразные рисунки – вихрь листьев и перьев распускался под нашими ногами. Мама называла это зимним волшебством. Мы услышали крик. На дальнем берегу Кларки провалился под лед. Там было мелководье. Вода становилась глубокой и черной только в центре озера. Он стоял, по колено в воде, ругаясь на чем свет стоит. Папа вытянул его, и, подходя к нам, они уже смеялись.

Мама настояла на том, чтобы мы шли домой, пока Кларки не простудился. Было уже темно. Кларки понял, что обронил свою шапку. Папа пошел за ней. Кларки сказал ему, что не стоит беспокоиться. Шапка была старой и поношенной. Папа засмеялся. Поношенная она или нет, но он хотел ее найти. В его устах это прозвучало как приключение. Шалость. Вызов. Он изящно покатился прямо через озеро, мой бесстрашный папа, – красивая черная фигура на фоне бирюзового неба. Он покатился там, где вода была глубокая, а лед – слишком тонкий.

Мама потерла лоб, словно она тоже вспоминала.

– Заканчивать что-то всегда болезненно, – проговорила она. – Но это позволяет нам начать что-то новое. – Она мягко добавила: – Все меняется.

Мама извлекла из сумочки свою записную книжку и велела мне оставаться у часов. Она собиралась позвонить Джеку в офис, чтобы узнать, выехал ли он за ними.

Я знала, что, если он не появится, это разобьет ей сердце. Она ушла, обещав мигом вернуться, как любил говорить Кларки.

Я и вправду верила, что мама может выйти замуж за Кларки. Незадолго до Рождества 1944 года я так ему и сказала. Эскадрилья Джека выполняла опасную миссию. Всю ночь мы слушали, как взлетают самолеты, а на следующее утро мама и Сьюзен пошли в церковь и молились там за счастливое возвращение летчиков. Я же пошла к Кларки в гости. Шел густой снег. Я пробиралась по заснеженным полям, а вокруг сверкал от мороза воздух.

Мы сели в гостиной перед камином, он сделал мне чашку какао и тост. Мы разговаривали о миссии у берега Франции, выполнять которую отправились американцы. Кларки сказал, что мой папа восхитился бы их смелостью.

– И ему бы понравился Джек Уильямсон. А тебе он нравится, Молли?

– Он очень милый, – ответила я.

Меня так и подмывало сказать Кларки, что Сьюзен любит Джека. Я осмотрела его дом, засаленные зеленые обои и темные посудные шкафы. На покрытой жиром кухонной плите стояли немытые сковороды. Я представила, как мы с мамой будем здесь все отмывать.

– А ты когда-нибудь собираешься жениться? – спросила я.

– О боже, Молли, странные у тебя вопросы. На ком жениться?

– На маме. Ты ей нравишься, это я точно знаю. Она говорит, что ты наш лучший друг.

Кларки намазал на тост масло и протянул мне его на тарелке.

– Любой уважающий себя мужчина хотел бы жениться на Ирен, – сказал он. – Когда твой отец впервые привел ее домой, я, признаться, никогда в жизни так не ревновал. Но я не хочу. – Он помешал угли в печке. – Я сделал все, что мог, чтобы спасти твоего отца. Ты же знаешь это, да?

– Знаю. Мы бы могли жить здесь с тобой, Кларки. Мне бы этого хотелось.

– Чтобы жениться, люди должны любить друг друга. Понимаешь, Молли? Ты не можешь выбирать, кого любить. Ты поймешь это, когда подрастешь. Ирен выйдет замуж еще раз. Ты права. Она заслуживает счастья. Вы обе заслуживаете.

Когда я вернулась домой, мама и Сьюзен радостно улыбались. Эскадрилья Джека успешно вернулась. Мне было жалко, что Кларки останется холостяком. Он считал, что недостаточно хорош для мамы, но я заставлю его поверить, что это не так.

В день подарков[76] я встала пораньше, вышла на улицу и двинулась через заснеженные дорожки и по тропинке к разрушенному дому, где возле замерзшего ручья поблескивали заиндевевшие кроваво-красные ягоды остролиста. Я присела, чтобы набрать рождественских роз для Кларки, решив, что он мог бы преподнести их маме в качестве подарка. Сидя на корточках, я вдруг услышала чьи-то голоса. За стеной дома стояли мужчина и женщина. Ошарашенная тем, что в моем тайном месте оказались какие-то люди, я подкралась поближе. Это оказались моя мама и Джек. У мамы на плечах покоилась его летная куртка.

– Когда вы приедете, – говорил Джек, – я покажу вам Таймс-сквер, и мы пойдем есть клубничный торт в «Тоффенетти».

Он наклонился, обнял ее и поцеловал в губы. После этого я услышала мамин смех. Счастливый смех. Ее счастье никак не было связано со мной. Сидя на корточках в снегу, я поняла, что это Джек, а не я, склеил ее разбитое сердце.