Последние стражи Аарона - Мирослава Драгович

корона. Мир не знал королей-магов и оттого содрогался, готовясь встретить правителя, наделенного силой, немыслимой ранее. Янош Пратт и Касс Форсетти разные, как мгла и свет, готовы были биться за каждый клочок земли. Но им не было дела до короля Мелора — они бились за принца, похожего на них своим даром, как сказали бы на Севере, или же пороком, как сочли бы на Юге.

— Бей же! — крикнул Пратт, но Морган уже не видел его.

Он закрыл глаза, зажмурился крепко, насколько только смог. Разозлился, впервые по-настоящему рискнув выудить из глубин честности, за кого пришел сражаться сам — за мага Артура или же короля Ангеррана Мелора. Ответ, запрятанный слишком далеко, так и не явился ему.

«Я буду биться за семью, — подумал он, сдирая с оледеневших рук короткие перчатки. — За вековое родство, случившееся так давно, что могло перестать быть правдой».

— Они хотят видеть магию, я покажу им ее, — слова отяжелели и перестали принадлежать ему.

Он готов был поклясться, что помедли он еще, старый лучник плюнул бы ему под ноги как трусу. Но этого не случилось. Старик кричал ему что-то вслед, где-то вдали слышалась брань Пратта, но Морган не желал слышать ничего. Перепрыгивая с валуна на валун со звериной ловкостью, он молился лишь о том, чтобы она не оставила его. Прыжок. И ему показалось, что он вовсе не коснулся земли. Он чувствовал, как южане глядят на него во все глаза, надеялся, что кто-то от удивления раззявил рот. Никто из них не должен был оторвать взгляд, заметить взбирающихся на холм магов. Поднявшись на самый высокий из камней, он обернулся к врагам и, наконец, ударил так сильно, что закружилась голова. Его сила обрушилась с неба, как кулак Создателя. Земля взметнулась вверх вместе с камнями, палой листвой и пылью. Он желал напугать руалийцев и ударил по пустой прогалине, но кто-то из них взвыл, и Морган опасался, что из-за этого крика никто не различит его слов. Он заговорил на ломанном староюжном наречии, на языке, едва ли поддавшемся ему.

— Я — Морган Бранд из Эстелроса, и я здесь, оттого что вы принесли в земли Толдманнов свои мечи, — он вскричал изо всех сил, косясь на своих спутников, убеждаясь, что те добрались до надежного укрытия. — Кто из вас здесь по собственной воле? Кто верит в своего короля и хочет войны? Тот, кто хочет жить, пусть бросит меч и уйдет. Оставшимся мы несем смерть!

Морган прорычал свои последние слова, взметнув кулак к небу. Лучники за его спиной отозвались одобрительными возгласами.

— За Артура! За Ангерран!

Белое пламя осветило камни, заплясало на траве, взметнулось на ветви деревьев. К нему мгновенно присоединился настоящий желтый огонь с красными языками — Форсетти укрылся позади Моргана, смотря на оба поля битвы с высоты. Пратт остался рядом с принцем Артуром и легко сметал с ног бегущих врагов. Немногие из лучников продолжали тратить стрелы. Совсем молодой мальчишка, которого приметил Морган, зажал нос рукой, и вовсе не стремился видеть то, что умирало, шкварчало, кипело у подножия холма. К смертоносности магии нельзя было привыкнуть также как к омерзительной вони горящей плоти. Южане поддались панике прежде, чем Морган ударил по ним. Удирая, почти никто не думал об укрытии. Самых нерасторопных все же настигали стрелы.

— Вперед!

У них не было времени для ликования. Как только подступы оказались чисты, Артур приказал лучникам двигаться через холм — Пятый королевский полк все еще бился у прилеска. Принц хромал, но уже сам взбирался на вершину. Морган дожидался его, чтобы протянуть руку. Его больше не сковывал холод. От крови и дыма, от криков ярости и боли он чувствовал себя хмельным. По ухмылке Артура он видел, что тот несет ему очередную колкость, дружескую насмешку и ему не терпелось услышать ее.

Где-то в гуще боя успел ударить Форсетти — яркая вспышка озарила все вокруг и тут же погасла. Морган оглянулся на нее и тут же безотчетно ощутил, что в следующий миг все оборвется. Все вокруг заволокла беспросветная мгла, прежде чем он успел осознать то, что увидел.

Арбалетный болт вошел в шею Артура мягко, бесшумно, пробив ее насквозь. Он глядел широко распахнутыми глазами на Моргана прямо у его ног, не успев забраться на последний выступ. Его губы шевелились, но вместо слов с губ лилась кровь.

Те самые лучники, что выкрикивали имя своего принца с гордостью, теперь смешали его с ужасом. Но Морган не видел их. Он не мог приметить, что старик, которого он встретил на холме, бросился к Артуру, как и тот юноша, не выносивший запаха войны. Морган смотрел на южанина в багровой куртке саламандр, стоящего среди камней. Он был немногим старше принца, которого убил. Статный, благовидный юноша и, очевидно, безгранично смелый и верный своему королю. Он выжил среди тех, кто умер, и не бросился в бегство среди тех, кто остался жив. Он закладывал в арбалет новую стрелу, и Морган знал, что та предназначалась ему.

Он не ощутил жалости, когда поднял юношу над камнями, и его позвонки стали выгибаться один за другим, противоестественно корежа тело. Юноша закричал почти сразу, но не громче, чем кричал сам Морган. Их объединила боль, непостижимая в своей многогранности, но смерть встретила лишь одного из них. Морган ослабил хватку, когда понял, что та навсегда приняла южанина в свои объятия. Безжизненное тело тряпичной куклой упало у подножия холма туда, где тлели сотни других. А Артур лежал в окружении своих лучников, и его кровь струилась за ворот, заливала камни и землю, которые ему никогда не достанутся.

— Нет, нет, нет, нет… — как одержимый шептал Морган, бросившись к принцу, зажимая его рану руками. Кровь пульсировала, стекала между пальцев и была горячей, как расплавленное серебро.

— Он мертв, — не своим голосом проговорил Пратт, который увидел все, но не побоялся положить руку на плечо Моргана.

— Я все исправлю! — прокричал тот, в ярости вывернувшись из цепких пальцев.

— Вперед! Я сказал вперед, трусливые псы! — неожиданно рявкнул на лучников воин, и его голос стегнул Моргана как хлыст.

Стоя на коленях в крови друга, он силился одолеть охвативший его ужас. Ледяными лапами тот сжал ему сердце, но Морган боролся, не желая отдавать ему и разум. Он готов был впасть с отчаяние от дикой пляски войны, но больше всего — от того, во что он превращался, почуяв ее.

— Если ты боишься, значит ты уже мертв, — Морган пробубнил себе под нос слова,