Печать султана - Дженни Уайт

Папа упал с балкона. Он без сознания, но еще жив. Врач говорит, что он не чувствует боли. Это благословение, однако ему недолго осталось жить. Прошу тебя, приезжай немедленно.

Твоя сестра Фарида».

Закрытый экипаж останавливается у ворот посольства. Привратник быстрым шагом идет по дорожке, за ним следует темнокожий человек в ослепительно белом халате и большом тюрбане.

— Карета для миледи! — кричит привратник.

Гвардеец из охраны резиденции спрашивает Сибил, не нуждается ли она в эскорте.

— Благодарю вас. Не вижу в этом необходимости. Во дворце позаботятся о моей безопасности.

Она предпочитает посещать стамбульские дома без сопровождения вооруженных гвардейцев. Ей так хочется быть простой девушкой, приглашенной в гости на чашку чаю.

Евнух низко кланяется Сибил, прикасаясь ладонью ко лбу и груди, а потом следует за ней к карете. На дочери посла нет вуали, однако евнух не обращает внимания на ее лицо. Он не тот самоуверенный, широкоплечий человек, который ранее сопровождал Асму-султан. Это высокий жилистый мужчина с темным морщинистым лицом и длинными мускулистыми руками. Он не разговаривает с Сибил и даже не смотрит на нее. Ей кажется, что это не проявление уважения, а некая антипатия.

Слуги и охранники толпятся у окон и дверей. Перешептываются. Многие из них никогда не видели вблизи черных евнухов. Они обычно скачут верхом на лошадях вслед за экипажами придворных дам.

Сибил подходит к карете, расписанной цветами. Это не обычный громоздкий экипаж, в котором размещаются сразу четыре-пять женщин из гарема. Нет, за дочерью посла прислали изящную небольшую карету, предназначенную для быстрой езды. Евнух помогает ей подняться по ступенькам. Рука кажется очень черной на фоне белого рукава. Когда она усаживается на бархатных подушках, евнух задергивает окно серебристой шторкой. Теперь Сибил может смотреть в окно, однако никто на улице не увидит ее. Сам он садится на белого жеребца, в седло, расшитое золотом и усеянное изумрудами и рубинами. Берет в руку длинную изогнутую саблю. Только теперь Сибил замечает, что у них нет кортежа. Впрочем, возможно, одного вооруженного евнуха достаточно для неофициальной поездки за город.

Карета спускается с холма и поворачивает на север по тракту, идущему вдоль берега. Набирает скорость. Они проезжают мимо входа во дворец Долмабахче. Потом по извилистой дороге углубляются в лесистую местность. Мчатся мимо деревушек, стоящих у островков и бухточек. По мере того как солнце совершает свой путь по небосклону, в закрытом экипаже становится все более душно. Они въезжают на проселочную дорогу. Начинается тряска. Сибил бросает вперед и назад. Она уже забыла, насколько неприятно путешествие к летним виллам. Прошло уже много лет с тех пор, как она в последний раз сопровождала мать в летнюю резиденцию британского посольства. Хотя тогда они плыли на лодке. Сибил хочется отдернуть занавеску, которая не пропускает внутрь свежий воздух. Бархатные подушки прилипают к мокрой от пота спине.

Сибил начинает казаться, что она напрасно приняла приглашение. Она пробудет там совсем недолго, так как к вечеру надо обязательно вернуться назад. Даже если бы Камиль не был приглашен на ужин, ей все равно не хотелось оставлять отца в одиночестве. Он начинает волноваться, если в ритуальных мероприятиях что-то не так. «Возможно, Камиль прав, — размышляет она, — и я слишком безудержна». И тотчас бранит себя за отсутствие силы духа. Мейтлин, заключает она, в подобном случае никогда не стала бы мучить себя сомнениями.

Спустя долгие три часа карета сворачивает с дороги. Сибил выглядывает в окошко и видит сказочный домик с высокой крышей, кружевной резьбой, богато украшенными башенками, балконами и патио. Евнух открывает дверцу. Сибил отказывается от помощи и сама неловко спускается на землю. Ноги отекли от долгого неподвижного сидения. Евнух проходит до конца дорожки и поджидает там дочь посла. Но Сибил не сразу идет за ним. Стоит с закрытыми глазами, вдыхая запах сосен, моря и нагретой солнцем листвы. Ей приходит в голову, что она чувствует себя счастливой лишь за пределами резиденции. Сибил хотела бы жить в таком доме, пусть он будет поменьше, только обязательно с видом на море. Она хочет жить там с Камилем. Он ведь говорил, что его дом стоит у Босфора.

Взбодренная такими мыслями, она оглядывается по сторонам, ища глазами служанку. У нее с собой подарок: восковые цветы в стеклянном футляре, которые выглядят как живые. Последний крик моды в Англии. Возле виллы никого нет. Сибил показывает на большую коробку, стоящую на сиденье кареты. Евнух берет ее, и девушка следует за ним в дом.

Камиль гладит неподвижную руку отца. Ран не видно, пробитая голова укрыта подушкой. Сломанные ноги и руки скрывает ватное одеяло. Оно то поднимается, то опускается в такт дыханию старика. У него опухшее лицо, глаза закрыты.

— Такое впечатление, что он спит, — говорит Фарида хриплым от плача голосом, — и может проснуться в любой момент.

— Ты сказала, служанка видела, как он перелезает через перила балкона? — Камиль потрясен, но понимает, что это лишь временное состояние. Тем самым он откладывает полное осознание постигшей его трагедии.

— Она сказала, что он улыбался и протягивал кому-то руки. Возможно, ему показалось, будто он идет навстречу маме.

— Да, вполне может быть.

— Они скоро будут вместе. Он стремился к ней всей душой. — Фарида склоняет голову на грудь отца и замирает. — Папа?

Одеяло неподвижно. Черты лица паши заострила смерть, только на губах остается некое подобие улыбки — едва заметный след человеческой жизни.

Фарида начинает причитать.

Камиль хранит молчание, в его груди растет и крепнет буря. Он обнимает сестру и держит ее в своих объятиях.

— Что мы наделали?! — кричит она. Вопрос пронзает Камиля, и его бросает в дрожь.

— Не надо, дорогая сестричка. На нас нет никакой вины. Мы лишь хотели помочь ему.

— Мы убили его, — стонет она. — Мы хотели, чтобы он вернулся в семью и вел нормальный образ жизни. Мы эгоисты. Надо было оставить его в мире грез.

— Да, — с грустью соглашается Камиль. — Люди имеют право жить в своих мечтах.

Через час Камиль мчится верхом по крутому склону лесистого холма вверх по направлению к Роберт-колледжу. Вековые дубы и платаны заслоняют небо и бросают на землю зеленую пелену, создавая иллюзию морского дна. На площадке для парадов он подзывает к себе юношу и спрашивает, где живут преподаватели. Пришпоривает лошадь и вскоре уже стучится в дверь викторианского, обшитого досками домика, стоящего у края леса.

Берни открывает ему, и Камиль не сразу узнает приятеля в непривычных очках.

— О, привет, — говорит американец, снимая окуляры. Волосы растрепаны, на нем старая рубашка, а штаны провисают на коленях. — Ты пришел не в самое подходящее время, но все равно входи.