Череп Бетховена. Мрачные и загадочные истории из мира классической музыки - Тим Рейборн

Многие композиторы отрекаются от своих «юношеских» произведений, написанных в начале пути, когда они еще не были настоящими «профи» в деле сочинительства. Джордж Баттерворт уничтожил многие свои произведения, прежде чем уйти на I Мировую войну, не желая, чтобы кто-то нашел их, если он не вернется. Холст называл свои ранние работы «ранним ужасом». Воэн Уильямс жаловался, что продолжает получать деньги за музыку, написанную в молодости, называя эти гонорары «неправедным доходом за такие грехи моей юности, как Linden Lea [песня 1902 года], которая с каждым годом становится все более ужасно популярной».

Неудовлетворенность результатами собственной работы сама по себе не так плоха; она доказывает, что человек стремится к совершенству. Однако такое отношение может переходить в самоуничижение и деструктивные наклонности, если зайдет слишком далеко. Поэтому, если иногда вам кажется, что ваша лучшая работа все же недостаточно хороша или что вас хвалят незаслуженно (тот самый страшный «синдром самозванца»), вот вам выборка композиторов, разделявших ваши взгляды. Не самая плохая компания, знаете ли.

Ранняя опера Вагнера «Риенци» была написана еще до того, как композитор выработал зрелый стиль. Ее действие происходит в средневековой Италии, и в ней рассказана история изгоя-популиста, выступившего против богатых угнетателей. Она приобрела сомнительную славу как один из источников вдохновения Гитлера, который позже даже приобрел оригинальную рукопись оперы. Несмотря на успех и признание, которое она принесла автору, сам Вагнер считал ее «отвратительной».

Увертюра Чайковского «1812 год», прославляющая победу русских над армией Наполеона, – одно из самых знаменитых произведений композитора. Но она была написана по заказу, и Чайковский заявлял, что это «очень громкое и шумное сочинение, не имеющее художественной ценности, написанное безо всякой теплоты и любви». Он ненавидел увертюру и то, что она стала популярной. Как мы уже видели, он не любил многие свои работы, но верил, что, создав «Патетическую симфонию», написанную незадолго до смерти, наконец создал что-то действительно достойное.

Первый из «Торжественных и церемониальных маршей» Эдуарда Элгара стал символической темой высшего образования; он часто звучит на церемониях вручения дипломов и в фильмах и телепрограммах, посвященных университетам. Это реальный хит композитора, принесший ему славу, но при этом другие его работы оказались в забвении, что ему не нравилось. В 1905 году ему удалось разозлить академический мир лекциями, которые он начал читать в Бирмингемском университете, где занял пост заведующего кафедрой музыки. Эти лекции представляли собой беспорядочную смесь идей и художественных манифестов, противоречащих многим английским музыкальным движениям того времени. Реакция руководства на эти лекции была настолько отрицательной, что он бросил педагогическую деятельность и вернулся к сочинительству, но критические выпады в адрес его музыки с течением времени также становились все сильнее.

Более молодой современник Элгара, Густав Холст, испытывал аналогичные трудности с «Планетами». Этот музыкальный цикл, послуживший основой для бесчисленного множества саундтреков к фантастическим фильмам, оказался самой знаменитой из всех его работ. Даже большинству любителей классической музыки сложно вспомнить какие-то еще его произведения. В 1920-е это стало для него проблемой. После огромного успеха, выпавшего на долю «Планет», все ждали от композитора продолжения, но он хотел двигаться вперед и сочинять новую музыку – вполне разумная позиция. Но критика и слушатели не очень хотели его понять, так что его популярность пошла на убыль. Однако это не слишком его волновало, и он продолжал писать то, что хотел. Он относился к этому философски, сказав однажды: «Прекрасно быть неудачником. Если никому не нравится то, что ты делаешь, ты продолжаешь работать просто ради самой работы и не позволяешь публике заставить тебя бесконечно повторять уже сделанное».

В промежутках между самобичеванием и прочими эксцентричными поступками Перси Грейнджер был, как мы помним, блестящим концертным пианистом. Но одна пьеса вечно не давала ему покоя – стилизованный «народный» танец под названием «Деревенский садик». Он сочинил его в качестве подарка на день рождения своей странной и властной матери, но затем его ноты стали поразительно хорошо продаваться (в середине 1920-х где-то по двадцать семь тысяч экземпляров в год!), и он стал любимой пьесой у слушателей на концертах. Публика постоянно требовала от Грейнджера исполнить его на бис и отказывалась отпускать со сцены без этого. Постепенно он стал ненавидеть эту невинную мелодию, которая за годы принесла ему кучу денег, но закрепила в умах поклонников такой его образ, который ему самому был противен.

«Болеро» Равеля – еще одно всемирно известное произведение, ставшее проблемой для своего создателя. Нельзя сказать, что это действительно лучшая из всех написанных им вещей, но ее популярность затмила многие другие его работы. Когда в 1928 году «Болеро» было исполнено впервые, из-за многочисленных повторов его подвергли жесткой критике, однако по каким-то причинам публика и музыканты все же полюбили его, и в конечном итоге композитора стали в первую очередь ассоциировать именно с ним, а не с другими, лучшими, сочинениями. Это стало удивительным для него самого; ему оно не слишком нравилось, и он никогда не понимал, почему оркестры хотят его играть, а публика – слышать. Через несколько десятков лет после его смерти кинокартина «10» только усугубила положение вещей.

Бетховен, наоборот, всегда старался защищать свои работы, даже если знал, что они посредственны. В соавторстве с Иоганном Непомуком Мельцелем, изобретателем метронома, он написал «Битву Веллингтона при Виттории». Это произведение не слишком нравилось самому Бетховену, и он понимал критику, которой его подвергли. Однако соглашаясь с тем, что оно не слишком удачно, он все равно защищал свой талант перед громогласными и убежденными в своей правоте критиками, утверждая, что любое г****, написанное им, все равно лучше того, что они могли бы создать сами; с каким бы удовольствием многие артисты всех веков сказали это своим критикам! Неудивительно, что в конечном итоге он поссорился с Мельцелем, который позже скончался, по всей видимости, от алкогольного отравления; но это совсем другая история.

Эту книгу вполне можно было бы назвать «Череп Моцарта» – предполагаемые посмертные приключения композитора определенно этого достойны. Однако Бетховен чуть более знаменит, поэтому его череп оказался фаворитом. По той же причине я не стал называть книгу «Голова Гайдна», хотя, признаю, это тоже было бы весьма завлекательно.

В 1902 году «Моцартовское общество» в Зальцбурге приобрело череп без нижней челюсти, возможно, принадлежавший очень известному человеку. Утверждалось, что некий могильщик по имени Йозеф Ротмайер в 1801 (по другим источникам, 1799) году выкопал тело Моцарта из общей могилы, где тот был похоронен. Вопреки распространенному мнению, в этих могилах покоились не так уж много тел, что было на руку Ротмайеру, у которого на останки Моцарта имелись планы. Продажа черепов правильным покупателям могла принести большие деньги. В тот период подобные вещи ценились как реликвии, особенно если принадлежали мировым знаменитостям. Иметь в своем доме череп известного художника, философа или композитора было модно, и к черту этику и уважение.