Остров. Обезьяна и сущность. Гений и богиня - Олдос Хаксли

– Как? Приобщаете к неприятным вещам, пока они еще остаются юными?

– Не обязательно к неприятным. Скажем так, к реальным. Мы учим их любви и доверию, но мы открываем для них реальность, причем во всех ее аспектах. И прививаем им чувство ответственности, даем работу. Они должны понять, что Пала – это не Эдем и не Страна Кокейн[64]. Да, это действительно прекрасное место. Но оно останется таким, только если каждый будет прилежно трудиться и вести разумный образ жизни. А тем временем жизненные факты остаются жизненными фактами. Даже здесь.

– Что же вы скажете тогда о таких жизненных фактах, как те ядовитые змеи, с которыми я столкнулся, поднимаясь на скалу? Вы можете сколько угодно твердить «хорошая, хорошая, хорошая», но змея вас все равно укусит.

– Вы имеете в виду, что она может укусить. Но станет ли она это делать?

– Почему бы змеям не кусаться?

– А вы посмотрите вот туда, – сказала Шанта.

Он повернул голову и увидел, что она указывает в сторону ниши в стене у него за спиной. В нише располагалась каменная скульптура Будды, примерно в половину натуральной величины человеческого роста, изображавшая его сидящим на до странности пестром цилиндрической формы пьедестале. Сверху статую покрывало нечто вроде ромбовидного навеса, который дальше почти сливался с широкой колонной.

– Это уменьшенная копия Будды с Экспериментальной станции, – напомнила она. – Вы должны были ее заметить: огромная скульптура у пруда с лотосами.

– Да, великолепная работа скульптора, – кивнул он. – А улыбка дает вам представление, как на самом деле воспринимается видение райского блаженства. Но при чем тут змеи?

– Посмотрите еще раз.

Он посмотрел.

– Не замечаю больше ничего примечательного.

– Вглядитесь пристальнее.

Прошло несколько секунд. И только потом с тревожным, даже испуганным удивлением он разглядел нечто странное и даже жуткое. То, что он поначалу принял за причудливый пьедестал с пестрым орнаментом, оказалось образом свернутой кольцами огромной змеи. А ромбовидный навес над Буддой теперь отчетливо вырисовывался как раздутый капюшон поистине гигантской кобры с маленькой плоской головкой в центре.

– О, мой бог! – произнес он. – Я же вообще не заметил этих деталей скульптуры. Насколько же ненаблюдательным может быть человек!

– Вы впервые воспринимаете Будду в таком контексте?

– Впервые. А что, есть какая-то легенда?

Она кивнула:

– Одна из моих любимых. Вы, конечно же, знаете о дереве Бодхи?

– Да, о дереве Бодхи я наслышан.

– Но ведь это было не единственное дерево, под которым сидел Готама в период Просветления и превращения в Будду. После дерева Бодхи он семь дней провел в сени другого баньяна, называвшегося Пастушьим деревом, а затем перешел под дерево Мукалинды.

– Кем был этот Мукалинда?

– Мукалинда был царем змей, но в то же время и богом, почему знал, что происходит. И когда Будда расположился под его деревом, царь змей вытянул ярд за ярдом свое длинное тело из норы, чтобы воздать хвалу мудрости Природы. Но внезапно с западной стороны налетела буря. Божественная кобра обвилась кольцами вокруг еще более божественного человека, раскрыла над его головой свой капюшон и все семь дней, пока он предавался созерцательной медитации, укрывала Татхагату от дождя и ветра. Вот так он сидит и по сей день с коброй под собой, с коброй над собой, осознавая одновременно и присутствие змеи, и Просветление, постигая их истинное значение.

– Насколько же это отличается от нашего видения роли змеи! – воскликнул Уилл.

– А ведь ваше видение роли змеи отражает ваше видение Бога – вспомните Книгу Бытия.

– «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее», – процитировал он.

– Но Мудрость не может порождать вражды ни в ком. Все эти бессмысленные петушиные бои между Человеком и Природой, между Природой и Богом, между Плотью и Духом! Мудрость не делает между ними всех этих безумных различий.

– Как и Наука.

– Мудрость берет Науку на вооружение и с ее помощью продвигается дальше.

– А что тогда сказать о тотемизме? – спросил Уилл. – Как насчет всевозможных культов плодородия? Они тоже не делали никаких различий. В них присутствовала Мудрость?

– Да, конечно, но примитивная Мудрость. Мудрость каменного века. А с течением времени в людях проснулось самосознание, и темные божества были дискредитированы. Сцена полностью изменилась. Ее заняли Боги Света, Пророки, Пифагор и Заратустра. Наступила эпоха джайнистов и ранних буддистов. Но между ними втиснулся длительный период Петушиных Боев вселенских масштабов. Ормузд против Аримана[65], Иегова против Сатаны и идолопоклонства, нирвана в противоположность сансаре, видимость против Идеальной Реальности Платона. И если исключить немногочисленных танкрикистов, махаянистов, таоистов и еретиков-христиан, эти бои продолжались без малого две тысячи лет.

– А что же случилось потом?

– А потом было положено начало современной биологии.

Уилл рассмеялся:

– «И сказал Бог: «Да будет Дарвин!» А появились Ницше, империализм и Адольф Гитлер.

– Да, и это тоже, – согласилась она. – Но одновременно родились возможности постижения новой Мудрости для каждого. Дарвин взял древний тотемизм и поднял его до уровня биологии. А культы плодородия возродились в генетике и в Хэвлоке Эллисе[66]. А теперь мы сами должны совершить новую половину витка спирали. Дарвинизм был Мудростью неолита, превращенной в научные концепции. Новая сознательная Мудрость, столь пророчески угаданная в дзен-буддизме, в таоизме и в тантризме, – это биологическая теория, осуществленная в повседневной практике, дарвинизм, поднятый до уровня сострадания и духовного самосозерцания. Вот почему, – подвела итог сказанному Шанта, – нет никакой земной причины (и уж тем более божественного резона), почему Будда или, если на то пошло, каждый из нас не может видеть даже в змее проявления Божественного Света!

– Хотя змея способна убивать?

– Даже несмотря на ее способность убивать.

– И вопреки тому, что она является одним из древнейших и общепринятых фаллических символов?

Шанта рассмеялась.

– «Медитируйте под деревом Мукалинды» – вот совет, который мы даем каждой влюбленной парочке. А в паузах между любовными медитациями вспоминайте, чему вас учили в детстве: змеи – наши сестры; змеи имеют право на Ваше сострадание и уважение; змеи, одним словом, хорошие, хорошие, хорошие.