Казино Смерти - Дин Кунц

— Это из «Стар трека»? — спросил Мануэль.

— Вероятно. Но это правда.

— Мне нравился этот сериал. Помогал мне учить английский.

— Ты хорошо говоришь, — заверил я его.

— Одно время я даже говорил с шотландским акцентом, потому что представлял себя Скотти, — признался Мануэль.

— Когда-то не было ни хищников, ни дичи. Только гармония. Не было землетрясений, гроз, все находилось в равновесии. В самом начале время было одно… ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, ни смерти. Мы все сломали.

Чиф Портер попытался взять у меня бутылку пива.

Я сам протянул ее ему.

— Сэр, вы знаете, что больше всего ужасает?

— Налоги, — вставил Билл Буртон.

— Есть кое-что и похуже, — возразил я ему.

— Бензин стоит слишком дорого, и низких процентов по закладной уже нет, — вздохнул Мануэль.

— Что ужасает больше всего… этот мир нам подарили, а мы его сломали, и часть договора такова: если мы хотим, чтобы все было хорошо, мы должны все исправить сами. Мы стараемся, но не можем.

Я заплакал. Слезы удивили меня. Я-то думал, что еще долго не смогу плакать.

Мануэль положил руку мне на плечо.

— Может, мы сумеем все исправить, Одд. Понимаешь? Может, и сумеем.

Я покачал головой.

— Нет. Мы сами сломаны. А сломанная вещь не может исправить себя.

— Как знать, вдруг и может, — Карла положила руку на второе мое плечо.

Я сидел, превратившись в кран. Сплошные сопли и слезы. Мне было стыдно, но я никак не мог взять себя в руки.

— Сынок, — подал голос чиф Портер, — ты это должен делать не один, знаешь ли.

— Знаю.

— Так что сломанный мир лежит не на одних твоих плечах.

— К счастью для мира.

Чиф присел рядом со мной на корточки.

— Я такого сказать не могу. Совершенно не могу.

— Я тоже, — поддержала мужа Карла.

— Я совершенно расклеился, — извинился я.

— Я тоже, — призналась Карла.

— Я бы выпил пива, — сказал Мануэль.

— Ты на работе, — напомнил ему Билл Буртон. И тут же добавил: — Принеси бутылку и мне.

Я посмотрел на чифа.

— В «Панаминте» двое мертвых. Еще двое — в ливневом тоннеле.

— Ты только расскажи мне, что к чему, а мы все сделаем сами.

— Что нужно сделать… все плохо. Очень плохо. Но самое ужасное…

Карла протянула мне несколько бумажных салфеток.

— Самое ужасное в том, что я тоже умер, но кто-то не захотел этого, вот я и вернулся.

— Да. Ты это уже говорил.

У меня сдавило грудь. Перехватило горло. Я едва мог дышать.

— Чиф, я был так близко к Сторми, так близко к службе.

Он взял мое мокрое лицо в свои руки, повернул так, чтобы наши взгляды встретились.

— Раньше положенного срока ничего не бывает, сынок. Всему свое время, все расписано.

— Похоже на то.

— Ты знаешь, что это так.

— Это был очень тяжелый день, сэр. Мне пришлось сделать… ужасное. После такого никто не должен жить.

— Господи, Одди, — прошептала Карла. — Милый мой, не надо. — А потом добавила, уже строже, обращаясь к мужу: — Уайат?

— Сынок, нельзя починить сломанную вещь, сломав еще одну ее часть. Ты меня понимаешь?

Я кивнул. Я понимал. Но понимание помогает далеко не всегда.

— Сдаться — все равно что сломать часть себя.

— Выживание, — пробормотал я.

— Совершенно верно.

В конце квартала, с включенной мигалкой, но без сирены, в переулок въехала «Скорая».

— Я думаю, Дэнни сломал несколько костей, но не хотел, чтобы я это знал, — сказал я чифу.

— Мы его найдем. Будем нести его на руках, как стеклянного, сынок.

— Он не знает о смерти отца.

— Понятно.

— Это будет трудно. Сказать ему. Очень трудно.

— Я скажу, сынок. Предоставь это мне.

— Нет, сэр. Я буду вам признателен, если вы постоите рядом, но сказать ему я должен сам. Он подумает, что это его вина. Он будет в отчаянии. Ему нужно будет на кого-то опереться.

— Он сможет опереться на тебя.

— Я надеюсь, сэр.

— Он сможет опереться на тебя, сынок. И более прочной опоры ему не найти.

И мы поехали в «Панаминт», куда заглянула поиграть Смерть и, как всегда, выиграла.

Я вернулся в «Панаминт» с четырьмя патрульными машинами, одной «Скорой помощью», тремя техническими экспертами, двумя санитарами, шестью копами, одним чифом и одной Карлой.

Я, конечно, едва держался на ногах, но не чувствовал такой усталости, как прежде. Побыв какое-то время мертвым, чуть поднабрался сил.

Когда мы открыли двери лифта на двенадцатом этаже, Дэнни обрадовался, увидев нас. Шоколадные батончики он не съел и настоял на том, чтобы вернуть их мне.

Воду выпил, но не от жажды. «После стрельбы из ружья мне требовалось облегчиться», — объяснил он.

Карла на «Скорой» поехала с Дэнни в больницу. Позднее, в палате, куда его определили, она, а не чиф, была со мной, когда я рассказывал Дэнни о смерти его отца. Жены спартанцев — секретные опоры нашего мира.

На черном от сажи, засыпанном золой втором этаже мы нашли останки Датуры. Горный лев отбыл.

Как я и ожидал, ее злобная душа не задержалась в этом мире. Воля Датуры более не имела значения, свою свободу она отдала собирателю заблудших душ.

В средней комнате люкса на двенадцатом этаже мы увидели пятна крови и дробь, доказывающие, что я ранил Роберта. На балконе лежал один ботинок, который зацепился за металлическую раму двери, когда Роберт пятился, и соскочил с ноги.

Под балконом, на автостоянке, мы нашли его пистолет и второй ботинок, как будто он более не нуждался в первом и сам снял второй, чтобы не хромать при ходьбе.

После падения с такой большой высоты и удара о твердую поверхность он должен был лежать в луже крови. Но сильный дождь кровь смыл.

А тело, по всеобщему мнению, Датура и Андре перенесли куда-то в сухое место.

Я этого мнения не разделял. Датура и Андре охраняли лестницы. У них не было ни времени, ни желания позаботиться о своих мертвых.

Я оторвал глаза от ботинка, оглядел ночную пустыню Мохаве, которая окружала развлекательный комплекс, гадая, что же заставило Роберта уйти.