Замок Менфрея - Виктория Холт

— Старческое слабоумие! — ругались Томриты. — Во всем виноваты эти глупые девчонки. Все это глупости. На Безлюдном острове нет никаких привидений.

После этого главной темой разговоров в Менфрейстоу стало: «Смогут ли все же Томриты отвоевать титул у Трекеллеров?», а привидение на острове отодвинулось на второй план, и через некоторое время его почти перестали поминать, разве что кто-нибудь оказывался в сумерках один на тропке, вьющейся по утесам.

В ноябре я подхватила сильную простуду, и Фанни настояла, чтобы я полежала несколько дней в постели. Она приготовила для меня особое питье — ячменный отвар с лимоном — и поставила у моей кровати в стеклянном кувшине, накрытом куском кисеи с четырьмя бусинами по углам, чтобы в него не попадала пыль.

Нельзя не признать, что лекарство мне помогало.

Бевил должен был ехать в Лондон, и я очень жалела, что не смогу сопровождать его. Он сказал, что тоже расстроен, но едва ли проведет там больше недели.

На море начались шторма. Простуда прошла, но остался кашель, услышав который Фанни покачала головой и принялась меня бранить.

— Разумней оставаться дома, дорогая, — сказала леди Менфрей. — Никому не стоит выходить в такую погоду.

Так что я сидела в своей комнате — читала, просматривала письма, приходившие из штаб-квартиры в Ланселле, и отвечала на некоторые из них. Уильям сказал мне, что, пока Бевил в отъезде, делами штаб-квартиры будет заниматься он, а Джессика ему помогает.

— А как же Бенедикт? — встревожилась я.

— За ним пока присматривает бабушка. Ей это по душе, а мне в штаб-квартире нужна помощь. У мисс Треларкен талант к такой работе, и, похоже, людям она нравится.

В эти дни меня временами охватывал страх. Я ощущала смутную угрозу, но не понимала, откуда она исходит.

Фанни, кажется, чувствовала нечто подобное. Иногда я видела, как она сидит у окна, мрачно глядя на остров, и словно пытается найти там некий ответ. Мне хотелось поговорить с Фанни о своих страхах, но я не осмеливалась. Она с самого начала невзлюбила Бевила и не могла чем-то меня утешить.

Однажды ночью я проснулась вся в поту, в сильном испуге. Я слышала, как зову кого-то, хотя и сама не знала кого.

Что-то было не так… происходило что-то ужасное. Потом я поняла. У меня все болело, и мне было плохо.

— Бевил, — позвала я и только тут вспомнила, что он в Лондоне.

Я с трудом поднялась и, пошатываясь, добралась до комнаты Фанни, которая находилась через коридор от моей.

— Фанни! — прокричала я. — Фанни!

Она вскочила с кровати:

— Господи, что стряслось?

— Мне плохо, — пробормотала я ей.

— Ох! — Она была уже рядом. Укутав меня чем-то, довела до кровати и присела рядом.

Через какое-то время мне стало лучше. Я осталась на ночь в комнате Фанни, а на следующее утро, хотя боль прошла, все еще чувствовала слабость.

Фанни хотела послать за доктором, но я отказалась, заявив, что со мной уже все в порядке.

Фанни согласилась, что, наверное, это был просто приступ слабости после простуды; но если нечто подобное повторится, она этого так не оставит.

Однако через несколько дней это происшествие обрело для нас новый, зловещий смысл.

Обычно Фанни будила меня по утрам, раздвигая шторы в спальне, и приносила горячую воду. Поэтому я очень удивилась, взглянув утром на часы и убедившись, что проснулась на полчаса позже обычного.

В следующий миг я страшно встревожилась. Если Фанни не пришла разбудить меня утром, значит, она заболела. Сунув ноги в шлепанцы и набросив халат, я бросилась в ее комнату. Фанни лежала в постели, волосы разметались по двум маленьким плоским подушкам, лицо было серым.

— Фанни! — в ужасе закричала я.

— Мне уже лучше, — успокоила меня она. — Но поначалу я решила, что умираю.

— Что?

Она кивнула.

— То же, что и с вами, — сказала она. — Страшная слабость и боль. Я и теперь не в силах встать.

— И не надо, Фанни, — заверила ее я. — Я сейчас же пошлю за доктором.

Она схватила меня за руку.

— Милочка, — нежно проговорила она, как много раз ласково говорила мне в детстве. — Я боюсь.

— Чего, Фанни?

— Все дело в ячменном отваре, — сказала она. — Вчера вы его не пили.

— Да. Мне не хотелось его — после той ночи, как мне стало плохо.

— Я увидела его в вашей комнате, мне стало жаль, что он пропадает, и я отпила довольно много.

— Фанни, что ты говоришь?

— Оно было в ячменном отваре. Как-то раз при мне вашей мачехе так же стало плохо. Потом она мне сказала: «Все в порядке, Фанни. Я просто приняла слишком много своего лекарства». Вы знаете, что это было за лекарство? На расследовании нам рассказали. В конце концов оно ее убило.

— Фанни!

— Яд предназначался вам. Что-то происходит в этом доме.

— Ты хочешь сказать, что кто-то пытался нас отравить?

— Никто не знал, что я его выпью. Обо мне речи не шло.

— О, Фанни!

— Да, — проговорила она, — мне правда страшно.

Я молчала. Беспорядочные мысли теснились в моей голове… и я боялась додумать их до конца. Я вспомнила лицо Джессики и ее загадочную улыбку. И я подумала: «Нет. Это невозможно».

— Фанни, — спросила я, — что нам делать?

— Надо вывести их на чистую воду. Мы будем внимательно следить.

— Наверное, следует позвать доктора.

Фанни покачала головой.

— Нет, — возразила она. — Тогда они узнают, что мы догадались, и придумают что-то еще, к чему мы не будем готовы. Пусть лучше считают, что вы просто не стали пить отвар и вылили его. Пусть думают так.

Глаза Фанни расширились и сияли. Мне не поправился ее вид, и я колебалась, не вызвать ли все-таки доктора.

Я сказала ей об этом, но она только покачала головой:

— Вы не должны ничего брать к себе в комнату. Это — единственный способ уберечься от опасности.

— Ты можешь сварить еще ячменного отвара, — предложила я, — и мы отдадим его на экспертизу. Наверное, это правильный вариант.

— Нет, — отозвалась она. — Они — очень хитрые. Если мы это сделаем, они попробуют что-нибудь еще.

— Фанни, это безумие!

— Вы помните, кто вчера входил в вашу комнату?

— Да все! Уильям, который принес кое-какие бумаги из штаб-квартиры. Леди Менфрей принесла цветы. Сэр Энделион заходил справиться о моем здоровье. Мисс Треларкен приводила Бенни повидаться со мной. Это не считая горничных.