Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

– Я не погубил тебя, Моника. Тебя сломала жизнь, а не я. Разрешишь дать совет? – спросил я.

– Совет от Лэндона Харрисона. Как иронично.

Я скрестил руки и кивнул.

– Поговори с кем-нибудь о том, что с тобой происходит. С кем-то, кто может тебе помочь. С терапевтом, консультантом, черт возьми, даже с миссис Леви. Она помогла мне больше, чем она думает. Просто перестань копить все это дерьмо у себя голове, иначе однажды оно превратится в нечто ужасное. Поговори об этом. Найди кого-нибудь, кому ты доверяешь, и впусти его в свое сердце. Я больше не могу быть этим человеком. Мы не подходим друг другу, но ты заслуживаешь помощи. Ты заслуживаешь лучшей жизни.

Ее губы приоткрылись, но она промолчала. Смахнув слезы, она развернулась на каблуках и ушла.

В тот момент я впервые почувствовал, что мы закончили нашу последнюю главу. Она поняла, что я не собираюсь возвращаться к прошлой токсичной жизни, которая нас объединяла.

Прекращая впускать токсины в свой организм, вы неизбежно теряете некоторых людей – они уходят из вашей жизни вместе с ядом. Можно быть зависимым не только от наркотиков или алкоголя. Самые тяжелые зависимости могут быть связаны с людьми, которых вы впускаете в свою жизнь. Я научился быть очень избирательным в отношении своего окружения. Оказалось, для счастья не нужен большой круг общения. Нужны только правильные люди.

* * *

Время пролетало незаметно, и, прежде чем я успел это осознать, до конца учебного года остались считаные дни – а это означало, что настала пора «Ромео и Джульетты». За неделю до выходных, посвященных премьере спектакля, мы организовали закрытый показ для родителей – пробное выступление. Своих родителей я даже не предупреждал. Я все еще был обижен из-за того, что они пропустили мой день рождения, и, судя по их поведению в последнее время, я сомневался, что они появятся.

Стоит ли говорить, что все были чрезвычайно взволнованы присутствием публики. Думаю, в какой-то степени я тоже был этому рад. Мы так долго выступали перед мистером Таймсом, что этот показ ощущался глотком свежего воздуха. Я направился в гримерку, чтобы подготовиться к спектаклю, пока все остальные взволнованно болтали за кулисами.

Шей поспешила ко мне, улыбаясь от уха до уха.

– Привет! Как ты?

– Нервничаю как обычно, – ответил я.

Она улыбнулась еще шире.

– Отлично. Мои родители сидят в зале, и папа хочет встретиться с Ромео до начала спектакля – конечно, если ты не против. – Она немного поморщилась. – Он знает, что ты был в моей спальне, но не беспокойся. Он лжец, и нас не должно волновать, что он думает.

– Да, хорошо.

Мы спустились в зал, и когда мы подошли к родителям Шей, мое сердце замерло.

– Мама, папа, это Лэндон, – сказала Шей, представляя нас друг другу.

Меня затошнило. Еще секунда, и меня бы вырвало прямо здесь.

Я смотрел на них, не в силах отвести взгляд – я бы не смог этого сделать, даже если бы захотел. Вернее, я мог отвести глаза от Камиллы, но не от отца Шей.

Ее отца звали Курт.

Для краткости – КейДжей.

Я видел это в его глазах, в охватившей его панике, в каплях пота на лбу.

Могу поспорить, что его руки были мокрыми и липкими, и миллионы мыслей проносились в его голове – так же, как и в моей.

Нет, серьезно.

Что за хрень?

Он прочистил горло.

– Лэндон, верно? – Он протянул мне руку – свою потную, предательскую, виноватую руку. – Я Курт, отец Шей.

Ни хрена, придурок.

Я крепко пожал его руку.

– Надеюсь, ваш спектакль пройдет на ура. – Он отступил назад и скрестил руки. – Я слышал, ты очень много репетировал.

Я не сказал ни слова, потому что мой разум работал со световой скоростью. Я вспоминал свои разговоры с этим мужчиной, анализируя каждое его слово, и один факт не давал мне покоя.

Это была единственная вещь, о которой он говорил почти каждый раз, когда мы встречались.

О своих дочерях.

О дочерях – во множественном числе. Больше чем об одной.

Шей была полностью уверена, что она его единственная и неповторимая, а я стоял там, понимая, что ее отец – человек, которого она уважала больше всех на свете, – был лживым отморозком, ведущим двойную жизнь.

Меня тошнило. Я хотел кричать. Я пытался осознать то, насколько запутанной была вся эта ситуация. Я хотел вырвать глаза КейДжея за то, что он разрушил нечто, за что многие люди готовы были убить, – за то, что он разрушил свою семью.

Семья.

Я бы, черт возьми, убил за семью.

Шей улыбнулась и шагнула вперед.

– Думаю, нам следует вернуться за кулисы и подготовиться к выступлению, – предложила она, кивнув в мою сторону.

Мои глаза все еще были прикованы к КейДжею, который улыбался так, словно его не поймали на самой большой лжи столетия.

– Лэндон? – тихо сказала Шей, тряхнув меня за плечо и выбив из состояния транса.

Я покачал головой.

– Да?

– Нам пора идти готовиться?

Она произнесла это с вопросительной интонацией, озабоченно наклонив голову. Забота… Шей всегда беспокоилась обо всех вокруг, всегда была такой внимательной, такой щедрой…

Каким образом она, самый добрый, самый щедрый человек в мире, могла быть дочерью такого чудовища?

Я почесал затылок и сделал шаг назад.

– Да, конечно. Пойдем.

Я что-то пробормотал на прощание ее родителям и побрел в гримерку. Шей поспешила за мной и схватила меня за руку.

– Эй, ты в порядке?

Она сказала это, глядя на меня своими чистыми, искренними глазами.

– Да, извини, просто я немного не в себе.

– Это потому, что ты познакомился с моим отцом? Я знаю, что он немного пугающий, но…

Я покачал головой.

– Нет, дело не в этом. Просто нервничаю перед первым выступлением.

Ее губы растянулись в ухмылке.

– О боже, ну конечно. Я такая глупая. Ты ведь первый раз выступаешь перед публикой. Используй эти эмоции, чтобы подпитывать ими свою игру, – я сама так делаю. Хорошо? Используй их с самой первой минуты на сцене. Погрузись в игру, и пусть это будет прекрасное шоу. – Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, прежде чем сжать мою руку. – Запомни, Лэндон. Ты будешь великолепен. Мне нужно готовиться, но сегодня я желаю тебе сломать ногу.

– И я тоже… – Я слегка ухмыльнулся и кивнул. – Желаю тебе сломать обе.

Я подмигнул, и ее щеки порозовели.

Она ушла, и вместе с ней ушел ее свет. Я остался в полной темноте, один на один с информацией – и я понятия не имел, как ей распорядиться. Я не знал, как переварить то, что я видел и знал.