Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

— Тогда я сейчас должна быть очень мудрой, — грустно улыбнулась Федерика.

— И не отдавай свое счастье в руки других.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не надейся, что другие сделают тебя счастливой, иначе всегда будешь несчастной. Люди обязательно разочаруют тебя, — сказал он. — Давай на этой оптимистической ноте отправимся домой. Уверен, что Эстер уже вернулась с ворохом новых вещей, которые она жаждет тебе продемонстрировать, — улыбнулся он, поднимаясь с земли. — Тебе стало легче?

Она кивнула.

— Спасибо тебе, — произнесла она голосом, полным благодарности. Наконец-то Сэм обратил на нее внимание. Несмотря на тяжесть в сердце, она ощутила радость бытия.

Он похлопал ее по спине.

— Пойдем. И ты тоже, Троцкий, — обратился он к псу, который мирно проспал весь их разговор. Тот поднялся на ноги и вальяжно потянулся, прежде чем затрусить по дорожке, которую они протоптали среди россыпи подснежников. Лес был наполнен мелодичными голосами птиц, которые иногда прерывало резкое покашливание фазана. Солнечные лучи окутали деревья сверкающим туманом, и Федерике казалось, что она очутилась в земном раю. Она смотрела на уверенно шагавшего впереди высокого и стройного Сэма и твердо знала, что никогда не покинет Польперро, поскольку Эплби стали ее семьей и она просто не сможет без них жить.

Когда семь лет назад Элен смотрела, как уходит Рамон, она уже знала, что распрощалась с ним навсегда. Она попыталась выразить сожаление и открылась ему, но только для того, чтобы в очередной раз убедиться в его безразличии. Она надеялась, что он изменился, но сердцем понимала, что никогда этот человек не станет другим. Он всегда был слишком эгоцентричным, чтобы думать о ком-либо еще, кроме себя. Поэтому она в очередной раз проглотила унижение и позволила ему уехать, решив наладить свою спокойную жизнь в Польперро без его участия.

Элен искренне полагала, что избавила себя от влияния мужа, но, неведомо для нее самой, слова Рамона проникли в ее подсознание, пустили там корни и стали расти. Она начала отводить в своей жизни определенное время для себя лично и своих собственных нужд. Она стала больше рассчитывать на свою мать в отношении Хэла, а за Федерикой присматривать особо и не было нужно: та была ответственной и самостоятельной. Федерика не только обслуживала себя, но и помогала матери. Поэтому старшая дочь не беспокоила Элен, ее беспокоил Хэл.

Ее сын был зависимым и нуждающимся в матери, и к тому же эгоистичным. У него также необычайно быстро менялось настроение — в какой-то момент улучшалось, а в следующий — резко ухудшалось без всяких видимых причин. Он постоянно барахтался в болоте собственной неудовлетворенности. Полли была рада снова оказаться востребованной и с удовольствием стала совмещать роли бабушки и матери. Джейк еще глубже погрузился в любимое хобби и самозабвенно моделировал миниатюрные суда, стараясь игнорировать прочих домочадцев, суетившихся в попытках удовлетворить требования его дочери и внука.

Итак, Элен перешла к активным действиям. Она стала ходить на свидания и даже переспала с несколькими из мужчин, с которыми встречалась, и почти ухитрилась убедить себя, что ей это понравилось, но ни один из них не занимался с ней любовью так, как это делал Рамон. Хотя она и понимала, что фактически уже не состоит в браке и вправе встречаться с кем угодно, но все равно потом ее мучило ощущение вины. Так продолжалось до тех пор, пока все не изменила ее встреча с Артуром Куки.

Полли заметила, что Артур был выделен среди прочих поклонников, поскольку Элен подстригла волосы, накрасила ногти, обновила гардероб и вообще стала уделять больше внимания своей внешности. В ее походке появилась упругость, плечи развернулись, а голову она стала держать прямо, как в годы юности. В результате она снова выглядела в соответствии со своим возрастом, на тридцать семь лет, а не как пожилая женщина со стареющей кожей, на которую потихоньку начала было походить.

Артур Куки в возрасте сорока девяти лет был отцом троих взрослых детей. Он гордился своей способностью сохранять хорошие отношения с бывшей женой, снова вышедшей замуж, и с детьми, не обижавшимися на него за распад их семьи. Когда Элен впервые встретила его на унылой до слез вечеринке с выпивкой, устроенной одним из ее поклонников, она подумала, что он выглядит в точности как яйцо. Улыбающееся яйцо. Он был не высок, не слишком обременен шевелюрой, не особо хорошо одет и не имел никаких привлекательных для нее физических качеств. Но слишком скоропалительно оценив то, чего у него не было, Элен не заметила того, чем он обладал. Она обнаружила это значительно позже.

Артур был милым, остроумным, энергичным и щедрым. Поняв, что разговаривает с ним по простой причине отсутствия более приличного собеседника, она обратила внимание на острый взгляд его карих глаз, замечавших все вокруг, улыбку, постоянно присутствующую на веселом лице, и заразительный раскатистый смех. Рука, прикоснувшаяся к ее локтю, была мягкой и нежной; когда он говорил, его голос был полон понимания, а когда слушал, то делал это так внимательно, будто она была самой замечательной женщиной из всех, которых он когда-либо встречал. К концу вечера она уже ни с кем больше не говорила и полностью игнорировала мужчину, с которым приехала. Артур пригласил ее выпить где-нибудь в другом месте, и она покинула кавалера, с которым пришла, без всяких объяснений, зная, что тот не представляет больше для нее никакого интереса.

Они отправились в тихий бар с видом на залив и сидели там при свете свечей, слушая сентиментальную музыку, сопровождаемую наркотическим шумом прибоя, и разговаривали в течение нескольких часов. К тому времени, когда Артур привез ее домой, он знал уже почти все о Рамоне, Федерике и Хэле. Она предоставила ему возможность «раздеть» ее душу с помощью нескольких бокалов вина, пока не осталась перед ним совсем обнаженной, одинокой и несчастной. Затем он снова помог ей «одеться» с помощью комплиментов и слов ободрения и сочувствия. Проснувшись на следующее утро, она посмотрела в зеркало и увидела удивленно глядевшую на нее изможденную старую женщину. Ошеломленная этим зрелищем, она поручила матери присмотреть за детьми и на полдня исчезла в городе, чтобы избавиться от статуса брошенной жены Рамона и появиться в качестве совершенно другой личности. Когда помолодевшая Элен вернулась домой, мать сказала ей, что звонил мужчина по имени Артур. Услышав эту весть, она улыбнулась так, как, насколько помнила Полли, не улыбалась уже очень давно.

Артур вселил в нее веру в себя. Похоже было, что он сумел понять как ее саму, так и ее нужды. Он держал ее за руку, когда та начинала предательски дрожать, и учил глубокому дыханию, когда она ощущала нервозность. Он постоянно звонил ей, порой безо всякой причины, чтобы только услышать ее голос и убедиться, что с ней все в порядке. Он дал ей ощущение защищенности и заставил ее легкомысленно смеяться до колик в животе, как в те ее первые благословенные годы, прожитые с Рамоном. Он помог ей осознать, что ничто в этом мире не достойно сожаления, и она вдруг поняла, почему Ингрид всегда счастлива — просто потому, что всегда витает в призрачном мире, где нет забот, постоянно досаждающих более приземленным людям. Она никогда не смогла бы стать такой, как Ингрид, но теперь, по крайней мере, способна была увидеть ее мир и двигаться в нужном для себя направлении. По мере того как Артур постепенно приучал ее к тому, что он всегда рядом и очень привязан к ней, она с ужасом ожидала перспективы перехода их отношений в физическую плоскость. Секс с Рамоном был чем-то неземным, и никто не мог с ним здесь сравниться, а тем более Артур. Он уж никак не являл собой воплощение мужественности, не занимался спортом и выглядел неуклюжим. Ему нравилась хорошая еда, хорошее вино и хорошая компания, но она совершенно не могла представить его в постели и боялась, что сексуальный опыт разрушит их взаимоотношения. Поэтому, когда он попытался поцеловать ее, она дала отпор его поползновениям. Но зоркие карие глаза Артура замечали любую мелочь. Он не принадлежал к тому типу людей, которых отказ смущает и заставляет погружаться в горестные размышления. Если уж он собирался что-то сказать, то просто это озвучивал.