Беги, Кристина - Ольга Пентас

Пока Марина сокрушенно делилась своим опытом, Макс заметил на экране ноутбука новое оповещение – пришло письмо от Дмитрия Сергеевича.

Одна строка.

Побледнев, Максим перестал дышать и перевел взгляд на свою невесту.

– Что такое? – обеспокоенно спросила Марина.

Не в силах произнести ни слова, Максим просто перевернул экран к Марине, а сам встал и подошел сзади, чтобы еще раз увидеть написанное. Просто ему никак не верилось в то, что он увидел! Может, померещилось?

Марина нажала кнопку, и сообщение от Дмитрия Сергеевича высветилось крупнее. Одна единственная строка! Нет, Максу не показалось.

«Марина, я нашел вашего брата».

* * *

Дэн с трудом разлепил опухшие глаза, но тут же снова сомкнул веки, опасаясь ослепнуть от нестерпимо яркого света, заливающего всю комнату. Он не представлял, где находится. Не знал он и о том, сколько времени прошло с того злосчастного вечера, когда он видел Кристину в последний раз. Воспоминания, будто ленясь, возвращались мучительно медленно и без всякой хронологии.

Кристина была в каждом из них. Будто жизни до нее и не существовало. Много же времени ему потребовалось, чтобы осознать простую истину: жизнь шла своим чередом и раньше, просто в ней не было смысла.

Дэн попытался шевельнуться и глухо застонал от боли, иглами пронзившей все тело. Так, спокойно… Попробуем начать с конечностей. Аккуратно и очень медленно Дэн пошевелил руками, затем правой ногой и левой и облегченно выдохнул. Что бы там ни случилось, он будет ходить – это самое главное!

Досчитав до десяти, Дэн все же открыл глаза во второй раз. Свет уже не казался таким ярким – обычная больничная палата, большое окно без штор. Солнце садилось, и последние закатные лучи освещали ширму у противоположной стены и закрытую дверь с потрескавшейся краской.

Жарко. Это было следующим, что ощутил Дэн. Правая рука явно в гипсе от локтя до запястья, плечи и торс перетянуты сдавливающими повязками. Ноги, похоже, тоже в бинтах. Неужели одна пуля способна разнести его тело на куски? Или в него попала автоматная очередь, и врачи теперь бьются, чтобы собрать этот пазл заново?

Дэн попытался припомнить детали перестрелки. Сначала появился Ким. Вот черт, добраться бы до этого гаденыша, и танцевать ему уже не придется! Ким рыдал и пытался оправдаться. Что-то о своих родителях, кажется… Если эти люди открыто угрожали ему и пытались убить его отца, понятно, почему он так испугался. Но это не оправдание!

Потом появились бандиты. Трое? Нет, четверо. И у одного из них был автомат. Это точно. Кристина еще была рядом. Когда Дэна ранили впервые – он помнил это очень хорошо – она вскочила с земли и бросилась ему на помощь, несмотря на опасность и на пули, что летали у них над головами. Она была такой отважной!

– Черт, почему была? – прошептал Дэн и поморщился, отгоняя плохие предчувствия. – Давай, идиот, сосредоточься!

Кристина помогла ему не рухнуть на землю, и, хоть и раненый, Дэн еще мог держать оружие в левой руке. Он подстрелил двоих. Одного в самом начале. Второго ранил. А потом его снова задели. Не задели, а попали в упор, в грудную клетку, в бронежилет. Удар был таким мощным, что его отбросило на спину. Кажется, все ребра переломало. Но все же жилет спас ему жизнь, раз он здесь и все еще дышит. Боль вызвала шок, и он почти сразу потерял сознание. Последнее воспоминание было уже не визуальным, а физическим. Кристина была рядом, она плакала и гладила его по лицу, по щекам и лбу, и ее горячие слезы обжигали его кожу. В ту секунду он готов был душу дьяволу продать, лишь бы встать и попытаться защитить ее, как обещал! Дэн понимал, что он последняя ее надежда. И он не справился.

Интересно, кто нашел его и как он оказался в больнице? Тот пустырь, где Ким назначил встречу, был далеко от шоссе и населенных пунктов. Место было выбрано с умом. И вряд ли могли быть свидетели. Так кто же вытащил его?

Но это был не главный вопрос. А главный Дэн боялся задать сам себе, чтобы не сойти с ума. Где Кристина?

Осознав, что он не может ни сесть, ни встать, Дэн начал шипеть, потом рычать, а потом выть. Он уже не мог совладать с эмоциями. Его затопила паника, чувство вины, сожаление, гнев! Но главным было чувство собственного бессилия. И он не мог бороться с этим. Дэн начал дергаться в своей кровати, бить руками и ногами как мог, превозмогая боль, а потом закричал в голос.

На шум прибежала медсестра. На миг она замерла посреди палаты в растерянности. Не каждый день увидишь взрослого мужчину, крупного и сильного, пусть и с ранением, который бьется в истерике и плачет как ребенок. Медсестра, женщина в возрасте и с большим опытом, все же смогла взять себя в руки. Выбежав из палаты, она вернулась через мгновение со шприцом снотворного. Спустя две-три минуты Дэн перестал кричать и рыдать, а еще через несколько мгновений забылся беспокойным сном.

Следующее пробуждение было еще хуже предыдущего. Теперь Дэн помнил почти все в деталях и четко осознавал: Кристину забрали. Как давно это было? Что они могли сделать с ней за это время? Где ее искать? Вопросы возникали один за другим. И ни одного ответа.

Еще хуже был тот факт, что Дэна пристегнули ремнями к кровати. Как буйно помешанного! Для чего? И почему никто не придет нормально рассказать ему о положении дел и все объяснить? Неизвестность была даже мучительнее ожидания…

Теперь Дэн практически не мог шевелиться. Он чувствовал нестерпимую боль в грудине и руке ниже локтя, все его тело горело огнем, и этот жар, казалось, плавил его хуже раскаленного железа. Где же, черт возьми, этот врач? Эти местные больницы маленьких уездных городков и поселков хуже чистилища! Дэн бывал в таких местах и раньше. Но никак не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ему было настолько плохо. Не только физически – боль он умел терпеть, крепко сжав зубы, – но и морально.

Ожидание тянулось бесконечно. Секунды, минуты, часы. По солнцу Дэн понимал, что очнулся утром. Один раз зашла медсестра, та же, что и накануне, и Дэн попытался выяснить у нее хоть что-нибудь о своем состоянии, но она лишь ответила:

– У врача спросите.

Сменив капельницу, она быстро вышла, снова оставив его наедине с собственными мыслями. Дэн то проваливался в беспокойную дрему, то открывал глаза, щурясь от проклятого солнца.