Судьба резидента ГРУ - Михаил Ефимович Болтунов

а в 1970 году Лебедев вновь возвратился в Париж.

Потом он возглавлял факультет в Военно-дипломатической академии, передавал свой богатый опыт молодым офицерам.

Последняя его должность на службе — военный атташе в ГДР.

Полковник Ананьин, который принял на связь Мюрата у Лебедева, после возвращения на Родину работал в Центральном аппарате ГРУ.

И, наконец, капитан 1 ранга Виктор Андреевич Любимов. Завершив свою вторую зарубежную командировку, он был назначен старшим офицером 1-го европейского управления.

Команда у них, как говорил сам Любимов, была что надо. Возглавлял ее генерал Чередеев, их начальник и старший друг.

Вот как Любимов вспоминал о нем: «Чередеев был разведчиком от Бога. Работал резидентом ГРУ в Бельгии, позже во Франции. За Бельгию получил орден, в период французской командировки стал генералом.

Он человек, беспредельно преданный разведке, всегда жестко и бескомпромиссно отстаивал интересы ГРУ. Это и не нравилось послу Виноградову. Он — крупный, авторитетный дипломат, а Чередеев — крупный разведчик, хотя в посольстве занимал невысокую должность второго секретаря. Вот и не сошлись характерами два таких «крупных» человека.

Послу не нравилась самостоятельность Чередеева. Нужно было уж если не лизоблюдствовать, то, по крайней мере, заниматься чинопочитанием. А для Ивана Николаевича такое поведение — нонсенс.

Чередеев прекрасно знал язык, умел одеваться под француза — берет, легкая курточка. Не только умело руководил работой резидентуры, но и сам участвовал в оперативных мероприятиях. Он многому научил нас, молодых.

Когда же я вернулся из французской командировки, был несказанно рад, что попал в команду генерала Чередеева».

Что же касается Нила Ивановича Ленского, то он не менее известный разведчик. Вот как о его работе рассказывает французский журналист и писатель Тьерри Вольтон в книге «КГБ во Франции».

«Человек, сидевший в начале июля 1978 года на скамье подсудимых трибунала государственной безопасности, не был обычным обвиняемым. «Мне очень тяжело требовать отчет такого человека, как вы, с таким прошлым», — сразу же извинился председатель трибунала».

Что же за человек предстал перед французским правосудием, перед которым извинился сам председатель трибунала?

Это был шестидесятипятилетний Жорж Бофис — герой Сопротивления, офицер Почетного легиона, награжденный военным крестом за кампанию 1939–1945 годов. Он храбро служил Франции во время войны.

По мнению французской контрразведки, Жорж Бофис был крупным агентом ГРУ.

«Бофис утверждал, — пишет Тьерри Вольтон, — что советские представители установили с ним контакт в 1963 году, когда он уже демобилизовался из армии. Его пригласили в посольство СССР на прием по случаю годовщины Октябрьской революции, и там с ним познакомился симпатичный журналист из ТАСС Нил Ленский. Они стали встречаться»…

Так началось сотрудничество будущего ценного агента ГРУ Жоржа Бофиса и его шефа из советской военной разведки Нила Ленского.

Французская контрразведка вышла на след Бофиса в конце 1973 года.

КРО получило подтверждение: Советскому Союзу известен подробный план военных объектов Западного округа. А это значит, русские знали о портах Нанта и Сен-Назера, об арсеналах Шербура и Бреста, а также о базе атомных подводных лодок на острове Лонг. Сообщение контрразведки наделало в верхах много шуму. Приказ был однозначен: найти и обезвредить агента.

Шпиона все же вычислили, но арестовали только через несколько лет — в октябре 1977 года. Трудно было собрать доказательства. Агент был исключительно опытен. Им руководили истинные профессионалы.

«Эти признания (речь идет о признаниях Бофиса в ходе допросов. — Авт.), а также аппаратура, найденная у него дома, — пишет автор книги «КГБ во Франции», — убедили УОТ: Бофис — важный агент ГРУ. Тем не менее, как признал комиссар Нар в суде, в данном деле к правде мы только приблизились. Она нам известна лишь на 25 процентов.

Это не безответственная фраза».

Что тут скажешь? Только то, что это и есть истинная оценка деятельности военного разведчика Нила Ленского и его ценного агента Жоржа Бофиса. Об остальном, как говорится, история умалчивает.

Иван Александрович Прозоров, еще один коллега Любимова по работе в Центре, тоже долгое время работал во Франции. Был помощником, исполнял обязанности военного атташе.

Вот такой «звездной» компанией они и работали.

Об обстановке в их коллективе, о моральном климате, как модно теперь говорить, свидетельствует один случай. Весьма показательный случай, который для генерала Ивана Чередеева мог закончиться плачевно.

А дело было так. Конфликт Чередеева с послом имел свое продолжение. Уже после возвращения Ивана Николаевича в Москву ему припомнили «парижские похождения». Во всяком случае, так это было подано в письме, которое пришло из посольства в Париже.

«Словом, пришла кляуза, — рассказывает Виктор Любимов, — мол, Чередеев, работая во Франции, много пил, злоупотреблял спиртным. В Москве, получив такое послание, решили провести обсуждение поведения коммуниста Чередеева в загранкомандировке. И не на партбюро (ведь Чередеев — генерал), а прямо на партсобрании. Такой поворот дела не предвещал ничего хорошего.

Случилось так, что аккурат перед собранием в Москву приехал мой добрый знакомый, исполняющий обязанности секретаря объединенной партийной организации загранучреждений во Франции Василий Вахрушев. Он, сын того известного сталинского наркома Вахрушева, работал в ЮНЕСКО.

Мы с ним созвонились, встретились. Как обычно, поговорили о делах, о семье, Вахрушев предложил встретиться, посидеть.

Я ему, мол, в любое время приезжай, будем рады, только не завтра. У нас партсобрание, Чередеева заслушивают.

— А что случилось?

— Да вот, «телега» на него пришла. Разбираются, чуть ли не по указке из ЦК.

Вахрушев, откровенно говоря, удивился, он тоже хорошо знал Чередеева, и предложил:

— Я завтра буду на Старой площади, провентилирую там в отделе административных органов. Узнаю, какие претензии к Чередееву.

Что ж, сказано — сделано».

Перед собранием Вахрушев позвонил Любимову.

— Слушай, Виктор, — сказал он. — Ерунда какая-то. К Чередееву на Старой площади претензий нет. Ни с точки зрения работы, ни поведения… Ты так и передай товарищам, скажи, что я разговаривал в ЦК.

Началось партийное собрание. Пошли выступления. Дошла очередь и до Любимова. Он встал, сказал о Чередееве как об оперативнике, о руководителе разведаппарата, о человеке. В конце сказал, что встретил Вахрушева. Мол, исполняющий обязанности секретаря объединенной парторганизации просил передать: у ЦК к коммунисту Чередееву Ивану Николаевичу претензий нет.

В зале повисла долгая, мучительная тишина…

Информацию пришлось просто принять к сведению.

Чередеева не наказали, как хотелось отдельным, особо ярым блюстителям партийной нравственности. Он остался на своем месте.

… В последний раз Ивана Николаевича Любимов видел в 1973 году, когда прилетал в Москву из Голландии. Чередеев лежал в госпитале, у него был рак. Оказалось, он давно знал о своей болезни, но никому не сказал ни слова. Он работал, не щадя себя.

Но все это будет позже, а