Претендентка на русский престол - Елена Арсеньева

Неужели кто-то подглядывал?.. Нет, вроде бы нету никого, и слава богу! Можно представить, как глупо она выглядела! Недаром этот звук напомнил ей сдавленный смешок. Но, кажется, и впрямь почудилось.

Еще раз пристально вглядевшись в черные яблоневые стволы, Елизавета успокоилась, уселась на траву и снова уткнулась в книжку:

«Не знаю, правда ли это, но испанцы считают, что совершенная по красоте женщина должна иметь тридцать признаков. Одна дама из Толедо – а город сей славится красивыми, остроумными и изящными женщинами – назвала мне их. Вот они.

Елизавета с досадою отбросила книгу:

– Что за чепуха! Три длинные, три белые, три черные… Это все в точности про Аннету, тоже мне, нашли красавицу!

И тут сзади вновь послышался звук, который заставил ее облиться холодным потом: кто-то ехидно засмеялся!

Елизавета обежала ближнюю яблоню, проверяя, не скрывается ли там насмешник, но никого не нашла. Неужели почудилось?! Она нервно прислонилась к стволу и вдруг…

– Стой тихо, – велел сверху чей-то голос. – И не подымай голову, худо будет.

Елизавета замерла. Значит, не почудилось: за нею и впрямь кто-то подглядывал! Кто-то, кого она знает. Этот голос ей, без сомнения, знаком… Вспомнив все, что он мог видеть, она так покраснела, что даже слезы навернулись на глаза. Но тотчас же ее обуяла злоба.

– А ты что за Соловей-разбойник там сидишь? – спросила как могла грубо, остерегаясь, однако же, поднять голову. – Вот ежели побегу, что со мной сделаешь? Словишь? А руки не коротки?

– Ничего, – успокоил голос. – Руки у меня долгие. Беги, коли приспичило, только лютая барыня много чего нынче же узнает!

– Это кто ж такая лютая барыня?

– Неужто не поняла? – усмехнулись наверху. – А ты пораскинь мозгами, о чем речь идет.

Тут и голову ломать было нечего: речь могла идти только об Анне Яковлевне. Но что же она может узнать такого особенного?

Елизавета спросила и наткнулась на новую насмешку:

– А вспомни, кого она весь день разыскивала?

Ноги у Елизаветы сделались ватные. Анна Яковлевна искала того, кто подглядывал за нею утром. Значит, ее!

Плохо дело. Пока она следила за Аннетою, кто-то следил за ней самой?

– Понятно, – процедила Елизавета. – И чего же ты хочешь?

– Помощи, – быстро отозвался голос, сразу посерьезнев. И тут Елизавета его узнала… И словно бы ледяным ветром ей в лицо повеяло: ведь она слышала его в тот страшный мартовский вечер! Это он, человек, который пришел вместе с Вайдою в баньку и замышлял поджог!

– Чем же помочь тебе, Соловей-разбойник? – спросила она, изо всех сил стараясь не выказывать страха. – Воровское добро схоронить?

Это она бросила наугад: человек, водившийся с Вайдою, мог быть только вором, как и цыган. По молчанию, воцарившемуся вверху, поняла, что попала в цель, и слегка струхнула от собственной смелости. Но тут разбойник снова заговорил, и по его голосу было слышно, что он улыбается. Значит, не осерчал.

– Ишь, востра какова да приметлива! Может статься, и об сем попрошу. Но пока о другом речь. О человеке, который у лютой барыни на цепи сидит.

В глазах Елизаветы прояснилось. Она словно впервые увидела, что небо уже позлащено закатом, Волга присмирела, на землю медленно опускается предсумеречная тишина.

Слава богу, думала Елизавета, слава богу! Будто гора с плеч свалилась. Она все сделает, лишь бы помочь тому несчастному, которого невзначай увидела сегодня утром, и так поспешно отвечала: «Да, да, да!» – на новый вопрос: «Так ты поможешь нам?» – что неизвестный тихонько рассмеялся.

– Ох и молодец же ты, девка! – молвил он. – Ох и бедовая! Нашего сукна епанча!

Сердце глухо стукнуло. Этот голос… Нет, не только в баньке слышала она его, но и раньше. Гораздо раньше!.. Додумать Елизавета не успела: Соловей-разбойник деловито и поспешно заговорил; и план, им придуманный, был так хорош и четок, что Елизавета только послушно кивала, слушая и запоминая.

У нее не было никаких сомнений. Спасти Данилу казалось ей делом святым и естественным, как, скажем, обмануть мессира в катакомбах святой Присциллы, или вывести из подземелья Хатырша-Сарая сонмище неприкаянных душ, или принять сторону галерников против своего любовника Сеид-Гирея.

– Все поняла. А какой знак тебе подать: мол, все готово, можно начинать?

– Поставь свечку на свое окошко.

Елизавета удивилась:

– Разве ты знаешь, где мое окно?

– А то! – ответил он с таким выражением, что у нее мурашки по коже пробежали…

Наконец, условившись о времени, Соловей-разбойник велел Елизавете, не оборачиваясь, идти к дому.

И Елизавета покорно пошла. Не оглянулась вовсе не потому, что боялась разгневать Соловья-разбойника. Она себя боялась, боялась своего разочарования.

* * *

Хоть гости на другой день не разъехались, как надеялись Соловей-разбойник с Елизаветою, освобождать Данилу требовалось именно сегодня, потому что слишком многое было уже подготовлено – не отменить.

Елизавета вся измаялась до вечера. Дни ее и всегда-то тянулись томительно долго, а уж нынче – это было что-то страшное… Но наконец село солнце, опустились зыбкие сумерки, потом сгустились в вечернюю синеву; там и ночь настала.

Елизавета сидела под окошком, уже чуть не клюя носом от затянувшегося ожидания. Но едва из высокой вышины глянул на нее волшебный, сверкающий взор первой звезды, как сердце глухо, тревожно стукнуло. Встала, взяла свечу и бесшумно выскользнула из своей комнаты. И когда приостановилась на пороге, снова и снова перебирая, что предстоит сделать, как ее словно бы огоньком-ветерком обвеяло, унеся с собою всякий страх, всякую тревогу и оставив только легкую радость и отвагу. Уже сейчас она знала, что все пройдет отлично, спасение Данилы удастся… Ну а что потом случится и как будет бушевать Валерьян, ее нисколько не волновало.

Она шла быстро, на губах играла счастливая, задорная улыбка. Огонек трепетал, будто крыло пойманной бабочки. И сама она была легка словно бабочка! Чуть касаясь ступеней, слетела на первый этаж и вытянула из-под лестницы загодя припасенную небольшую, но крепкую слегу. Приникла глазом к щелочке: три лакея клюют носами в укромных углах; хозяева с гостями прилипли к зеленому сукну. Прикусив губу от натуги, заложила слегой дверь в столовую.