В порыве страсти - Розалин Майлз

Тусклыми, как холодное море, глазами Элен оглядела тяжелую дубовую кровать, свидетельницу многих жестоких унижений, массивный старинный дубовый гардероб – впору сдавать в аренду, тяжелый письменный стол Филиппа, хранивший печальную тайну его скрытой болезни, черной опухоли, терзавшей его изнутри, пожиравшей мозг. Это место никогда не принадлежало ей, как и все эти вещи. Ей ничего не стоило расстаться с ними.

Элен начинала по-новому понимать положение дел: узы рвались, давая новую свободу, свободу безбоязненно плыть куда заблагорассудится. Это место никогда не принадлежало и Труди, чего она боялась много лет. Оно всегда оставалось владением Кёнигов, собственностью властолюбивых людей, которые обманом навязывали его своим женщинам. Им и в голову не приходило, что невеста может захотеть обставить дом по-своему, что взрослая женщина имеет право сама определять свой образ жизни, выбирать собственный стиль. Что ж, теперь у нее такое право есть. В сорок два года она наконец стала свободной, она уже не жена Филиппа и мать Джона, а самостоятельная женщина. Оставалось лишь надеяться, что свобода пришла не слишком поздно.

В зеркале на туалетном столике Элен увидела бледное, измученное подобие женщины, осунувшейся, казавшейся лет на десять старше своих лет. Если выглядеть так, то нечего бояться, что кто-то помешает твоему одиночеству, горько подумала она. И отлично, прекрасно. Если она никогда в жизни больше не узнает мужчины, то, пожалуй, умрет счастливой.

Но найти работу…

Хлопот будет много.

Чем она займется в городе, что сможет делать? Элен отбросила и эту мысль. Хватит времени побеспокоиться об этом, сидя в кафе в Сиднее и просматривая списки вакантных мест в утренних газетах. Она снова принялась собирать вещи.

Шаги на лестнице застали Элен врасплох. Теперь сюда никто, кроме нее, не входил.

– Роза? Что случилось?

Бесполезно пытаться что-то прочитать на лице домоправительницы.

– Ничего страшного, миз Кёниг. Там опять полиция, и мистер Алекс хочет, чтобы все спустились в столовую.

Идя по лестнице следом за Розой, Элен готовилась к самому худшему. Эти баламуты Джордж и Роско не могут сообщить ничего хорошего. Но когда они держали речь перед собравшимися домочадцами – а пришли все, кроме Джона, – Элен поразили их сальные усмешки и самодовольный тон.

– Очень жаль, ребята, плохие новости…

– …Несчастный случай…

– …Несчастный для него, разумеется…

– …Тело Марки, Марка Хендса то есть…

– …Найдено в буше.

– Никаких подозрительных обстоятельств…

– …Но, конечно, ждем сообщения патологоанатома…

– …Кругом стоял запах спиртного…

– …Избыточный прием алкоголя…

– …Умер от алкогольного отравления…

– …Или, как мы говорим в полиции, упился до смерти.

– Раньше приходилось слышать, как он выражал раскаяние в смерти своей несчастной жены…

– …А еще раньше, как известно, он много раз угрожал ей…

– …И бил ее, не забудь, Джордж, бил…

– …Поэтому с учетом вышесказанного…

– …Мы полагаем, можно считать, что убил девчонку он.

Джордж улыбнулся.

– И считаем дело закрытым. Извините, что побеспокоили.

Роско тоже улыбнулся.

– Рады, что для вас все кончилось так благополучно. Если Кёнигам когда-нибудь потребуется наша помощь…

Алекс вскочил.

– Хорошо поработали, молодцы, ребята! – восторженно вскричал он. – Я позабочусь, чтобы об этом узнал комиссар полиции! И, полагаю, полицейский Фонд вдов и сирот не будет разочарован рождественским пожертвованием из Кёнигсхауса!

Он лучезарно улыбнулся собравшимся.

– Пока, конечно, еще рановато – спектакль, который готовит мисс Джина, не состоится раньше вечера, но, надеюсь, мы увидим вас обоих здесь, в доме, когда она покажет нам свое представление!

Джон понимал, что близок к умственному расстройству. Пора бы немного поесть или попить, но как тяжело двигаться… И, разумеется, не нужно было, уходя из кухни после посиделок с Розой, брать с собой эту бутылку, не очень удачная мысль – после целого дня в седле без крошки съестного во рту поздно ночью шикарно поужинать бутылкой виски…

На самом деле Джону не хотелось никуда идти, не хотелось покидать безопасное убежище, где его никто не найдет и не подумает искать.

Потому что он все еще не знал, что делать, не знал, что сказать Джине, когда она придет его разыскивать, а она наверняка придет. Он весь день блуждал по бушу, а ночь провел в полудреме в часовне, и теперь его жестоко мучила жажда. Пройдя через голод и усталость, он погрузился в некую зыбкую безысходность. Стоило подумать о том, чтобы сдвинуться с места, как он вновь проваливался в беспамятство.

С церковной скамьи посреди часовни Джон видел все латунные дощечки, отмечавшие могилы давно умерших Кёнигов, они тянулись вдоль прохода, как камни, положенные для перехода через речку. Он скорбно преклонил голову перед первой мемориальной доской у двери.

ИОГАНН.

Иоганн.

Добрый старый Иоганн, уничтоживший у источника целое племя.

– Ты создал посреди буша Кёнигсхаус, Иоганн, – прошептал Джон. – Но ты взял воду ценой крови. Человеческой крови. Нечестный обмен!

Взгляд скользнул вдоль прохода к следующей печальной плите. ФИЛИПП.

– Так для чего все это делалось, Иоганн? Твой единственный сын погиб в сражении. Филипп, первый Филипп, в честь которого назвали отца, погиб на дне канавы со штыком в горле.

Филипп Кёниг, какой черный юмор. Немец сражался против немцев. Думал ли он о Кёнигсхаусе, мелькнула ли в его голове мысль о нем, когда он умирал, зная, что никогда не увидит родных мест? Называл ли он себя Кёнигом? Или, записываясь на фронт, сменил фамилию на Кинг?

Не забывай дорогого дедушку, зловеще приказал себе Джон. Дедушка Джон. Не Иоганн – к тому времени мы стали чуть больше австралийцами. В чем ты был прав, дед? Ведь должен ты был что-нибудь совершить! Вынянчил старое поместье во времена Депрессии, снова спас нас в годы второй мировой войны, так? Жил здесь в покое, имел двух славных сыновей – Чарльза и Филиппа, умер от старости в своей постели, все честь по чести, до тех пор, пока… пока один сын не убил другого, не убил бедняжку Элли, насколько я знаю и смогу когда-нибудь доказать!

Доказательства.

В бессильной муке Джон вонзил ногти в ладони. Все его вопросы, все поиски, все, что ему удалось найти, открывало больше и больше поводов для убийства Филиппа, но не указывало, кто привел его к безвременной кончине. Господи, за некоторые вещи, обнаруженные им, он сам охотно избавился бы от старика! Он повернулся к пока еще не помеченной могильной плите, под которой лежал отец.