Западня для ведьмы - Антон Орлов

А она в ответ всхлипнула – и вдруг начала сбивчиво рассказывать, подавшись к нему и почти касаясь его прикрытой кружевами грудью, от одного этого можно было на месте рехнуться.

Родители собираются выдать ее замуж за богатого перекупщика ювелирных изделий. Они ему должны, и тот поставил условие – простит долг и впредь будет им помогать, если Тамрила станет его женой. Папенька с маменькой обрадовались, а она за него не хочет. Он старый, одышливый, некрасивый. Деваться ей некуда, но она решила, что тогда уж найдет до свадьбы какого-нибудь хорошего парня и с ним узнает, что такое настоящая любовь.

Рассказывая, девушка невзначай коснулась пальчиками тыльной стороны его кисти.

– Пойдем! – он порывисто схватил ее за руку. – Гадство какое, когда за тебя все решают другие, я вот тоже… В общем, я тебе покажу настоящую любовь!

Тамрила сконфуженно пробормотала, что у нее есть с собой немного денег – жених выдал на предсвадебные покупки, – однако искать гостиницу, где сдаются комнаты на час, было некогда, время поджимало. Забрались в дровяной сарай в одном из здешних двориков. Вывозились в пыли, но ничего, она своим что-нибудь наплетет – то да се, на улице споткнулась, девчонки же изворотливые, врать умеют, зато он получил, что хотел, хвала богам! Тамрила притом еще и девственницей оказалась. На третий день она призналась, что любит его. Это хорошо, что любит, – значит, и после свадьбы о нем не забудет.

Вопреки проискам архимагов, решивших наказать его воздержанием, личная жизнь наладилась. Эдмара он тоже выследил и даже подслушал его разговор с госпожой Зинтой, устроив засаду в облюбованной недругом чайной, но результат оказался не ахти какой: этот мерзавец ни разу о нем не вспомнил.

Зато Дирвен узнал о Тимодии и получил шанс сделать доброе дело. Он уже видел ее за оградой особняка, над которым реял зловещий изумрудно-сине-фиолетово-черный флаг. Маленькая, бледненькая, похожая на слабый росток, чахнущий в тени, она обеими руками держалась за решетку и грустно смотрела на улицу. Она там словно в тюрьме… Если бы найти возможность рассказать ей правду!

Суно ожидал чего-то в этом роде: когда прибыли в Мепсахат, хозяин каравана заявил, что дальше попутчиков не повезет – по всему видать, боги на них гневаются. Честь по чести вернул всем деньги за оставшуюся часть пути, а безденежному господину Бровальду вернул Джахура.

Господин Бровальд в сердцах ругался, отставной военный и сурийский торговец ему вторили. Остальные покорились судьбе, не ропща вслух. Может, решили поберечь силы, а может, поверили насчет божественного гнева, хотя Суно мог бы всем объяснить, что пакостят отнюдь не боги, а местный волшебный народец, подзуживаемый Лормой. Впрочем, для хозяина не было существенной разницы: кто-то из чужаков накликал беду – значит, ему с ними не по дороге.

Налетом разбойников напасти не ограничились. На следующий день караван забросали камнями и комьями засохшего помета сойгруны. Выскочили из кустарника с пышными лилово-красными цветами, источающими тяжелый приторный аромат, и начали бесноваться вокруг, визжа и улюлюкая.

Ноги у них, словно у кузнечиков, оттого они одним прыжком покрывают расстояние в десяток шагов, а в остальном похожи на малорослых людей с непропорционально длинными руками. Такие верткие, что голова закружится, прежде чем сумеешь сосчитать, сколько их вокруг вьется и скачет.

Караванщики бросили им связку дешевых плетеных браслетов со стеклянными бусинками: взяв откуп, сойгруны должны отстать. Браслеты они любят пуще чего бы то ни было, поэтому не могут не польститься на такой подарок… Но они не польстились. Вероятно, Лорма одарила их богаче.

Амулетчикам, к которым присоединился курьер Ложи, удалось дать отпор прыгучей нечисти, а их товарищи сумели успокоить одуревших лошадей и верблюдов, но всем досталось – у кого шишка на лбу, у кого синяк. Спасибо, что никому череп не проломили.

Если задувал ветер, появлялись хонкусы, так и норовившие сыпануть в глаза людям и животным колючей пыли. Поневоле позавидуешь беременной жительнице Пчевата, чье лицо защищено вуалью из конского волоса.

Ночью, под пологом безграничной темени, усеянной холодными белыми звездами, за чертой защитного круга кто-то выл и заунывно хохотал. Не гиена, хотя они в этих краях не редкость. Гиены ведь не бормочут вперемежку с воем невнятные сумасшедшие угрозы.

Настоящих нападений больше не было. Пока. Хозяину каравана дали понять, что он что-то сделал не так, – и тот все понял правильно: надо избавиться от путешественников, за которыми тащится по пятам беда.

Ругань не помогла, дальше караван двинулся без пассажиров. Те остались в бежево-белесом, как будто в строительный раствор подмешали соли, Мепсахате, напоминающем брошенное посреди равнины ласточкино гнездо. Был канун Благодарения Колодцам, когда при свете дня молятся «Кадаху Радетелю, воды подателю», а после захода солнца, в сумерках, приносят жертву водяным духам – топят кого-нибудь в ритуальной бочке, приговаривая: «Мы, вода, у тебя берем, и мы тебе взамен отдаем».

Практикуются такие обряды в непросвещенных землях, а в тех странах, которые под протекторатом Ларвезы, человеческие жертвоприношения вне закона (гм, что же тогда сказать о Накопителях, привычно сделал поправку Суно).

Воде отдавали кого не жалко. Лучше всего – какого-нибудь заезжего чужака, чтобы никто его не хватился. Имея это в виду, путешественники решили держаться вместе. Сняли на постоялом дворе одну комнату на всех и в буквальном смысле заняли круговую оборону, не скрывая того от окружающих. Семеро вооруженных мужчин, из них четверо не дураки подраться, пятый – амулетчик с боевыми артефактами, а еще двое, хоть и любители отсиживаться за чужими спинами, тоже старались выглядеть храбрецами.

Никто к ним не сунулся, до драки не дошло, но это все равно их сплотило, и наутро они решили добираться до Пчевата вместе, купив вскладчину припасов и наняв проводника с парой верблюдов. Господин Бровальд нехотя раскошелился, не переставая ворчать, что ему пришлось расстаться с последними сбережениями.

Суно чувствовал, что отправиться в путь – это значит угодить в западню, но Мепсахат – тоже западня, так что выбирать не из чего.

Разве на самом деле бывает, чтобы кто-то, поговорив с тобой, потом шагнул прямо за окошко, но не упал вниз, а будто бы пошел по невидимому мостику над кронами деревьев, черепичными крышами и уютными желтыми фонарями, постепенно исчезая в лунной темноте?

С людьми такого не бывает, поэтому Тимодия решила, что это все-таки был сон. Но не могла же мама просто так ее бросить! Мама взаправду к ней ночью приходила, перед тем как уехать, а потом… Наверное, потом Тимодия уснула, вот и померещилось, что мама ушла через окно в ночное небо. Так что это был наполовину сон, наполовину – нет.

Мама выглядела совсем молодой и не сердилась. Обняла ее и сказала, чтобы она не плакала, хорошо училась и хорошо кушала.

– А мне с тобой можно? – спросила Тимодия, когда та, глядя на нее вполоборота, перешагнула с подоконника на перила балкона, а оттуда на невидимый мостик.