Пробужденный - Коллин Хоук

Теперь Амона попросту трясло, и я испугалась, что ему не хватит сил для завершения ритуала. В голове промелькнуло кошмарное видение, как его брат пробуждается в наполовину собранном виде. Решив одолжить Амону немного энергии, я бочком протиснулась к саркофагу и осторожно коснулась его дрожащей руки. Однако не успела я сказать и слова, как он рявкнул:

– Лилия, назад!

– Я подумала, что тебе не помешает…

– Ты ошиблась, – прошипел он. – Ты мне не нужна. Вернись к доктору Хассану.

Я безропотно вернулась на место, гадая, чем так разозлила парня. Тем временем он продолжил заклинание:

Сойди в его тело, божественный ибис,

Дай легкие крылья и благостный путь!

Стоило ему упомянуть ибиса, как из темноты соткался тонкий белый луч. Он медленно полз по гроту, пока не достиг зеленоватого свечения, созданного глазами Амона. Окунувшись в него, белый луч окреп и начал разрастаться, пока не обрел форму птицы, похожей на знакомого мне золотого сокола. Но у этой птицы был мощный, изогнутый книзу клюв, который выглядел даже длиннее тонкой шеи. Ударив крыльями, птица зависла в воздухе возле Амона. Тот кивнул и просто сказал:

– Здравствуй, брат.

Четыре белоснежных вихря, кружащих над мумией, один за другим покинули ее и слились с птицей. Та издала пронзительный крик и, сделав круг у нас над головами, нырнула прямо в сердце урагана. В ту же секунду она рассыпалась мириадами белых искр, которые стремительно втянулись в пустые глазницы мумии. Оставшиеся покровы слетели с трупа, на мгновение замерли в воздухе, будто надеясь удержаться там без ветра, а потом медленно спланировали на землю, точно крохотные воздушные змеи с перерезанными тросами.

На миг все замерло – а потом из мумии хлынул ослепительный снежный свет. Кости пришли в движение, с треском вставая на места, и труп неторопливо повернул череп сперва к Амону, а потом к нам с доктором Хассаном. Челюсть клацнула, будто силясь что-то сказать, и мумия подняла длинные тонкие руки. Теперь она выглядела, как Витрувианский человек, сотканный из звездного сияния. Я с трудом подавила крик.

Амон запел снова:

Теперь, когда ты проходишь последние врата смерти,

Крики радости приветствуют тебя,

Несметные яства встречают тебя,

Твое сердце снова бьется,

Твои глаза снова видят,

Твой голос снова слышен,

И все утраченное возвращено стократно.

Приди же, Астен, и исполни свою судьбу!

Свет, струящийся из мумии, стал ярче, и обрывки лент взметнулись с пола, подхваченные новым порывом ветра. Я потрясенно наблюдала, как лучи сгущаются, вылепляя кровеносную систему и ритмично пульсирующее сердце. Затем свет растекся по костям, и на них появились сияющие мышцы. Теперь передо мной парил не труп, а настоящая сверхновая – прекрасная и пугающая.

Не выдержав ее нестерпимого блеска, я прикрыла глаза рукой – и ощутила, как мое сердце откликается на оглушительное биение сердца мумии. Эта мысль стала для меня последней, потому что в затылок впилась грызущая боль, я вскрикнула, и перед глазами сомкнулась пыльная темнота.

* * *

Когда я пришла в себя, сияние уже погасло. Виски ломило; я спрятала лицо в ладонях и попыталась сдержать подступающую тошноту. Затем я услышала, как рядом пошевелился доктор Хассан. Он повалился на грязный пол и закричал:

– Приветствую твое пробуждение, о Великий!

Каждый звук жалил уши, точно разозленная гадюка. Я разобрала хруст песка, тихий разговор на древнеегипетском – который быстро сменился английским, – и затем приближающиеся шаги. Я по-прежнему закрывала лицо руками, но разглядела через щелку в пальцах пару босых ступней, которые прошлепали по земле и остановились точно передо мной. Амон уже освоил ботинки, так что, если он вдруг не решил разуться, ноги принадлежали явно не ему.

– Не нужно бояться, жрица, – усмехнулся кто-то высоко над головой. – Я не кусаюсь. Если, конечно, на то не будет твоего желания.

Боль в голове наконец сменилась тупой пульсацией, и я рискнула перевести взгляд с загорелых ступней на гладкие икры – и затем мускулистые бедра. Брат Амона не утруждал себя одеждой: на нем тоже была лишь белая складчатая юбка. Я быстро села и нашла глазами Амона, который, тяжело дыша, опирался на пустой саркофаг. Руки у него все еще дрожали.

Незнакомец рассмеялся и протянул мне ладонь. Я с благодарностью приняла помощь, однако стоило мне направиться к Амону, как эта же рука удержала меня на месте.

– Дай ему восстановиться. Наше пробуждение требует немало сил, поэтому сейчас он опустошен, – и юноша, бросив взгляд через плечо, ехидно добавил: – Я уж испугался, что ты поднимешь меня без каких-нибудь важных частей!

И он, улыбнувшись брату, склонился к самому моему лицу. Я вздрогнула, когда парень приобнял меня за талию, но была все еще слишком слаба, чтобы его оттолкнуть.

– Между нами говоря, я чересчур хорош собой, чтобы идти на такие жертвы даже ради спасения мира, – прошептал он, подмигивая. – Ты не находишь?

Поскольку в этот момент мой нос был фактически прижат к его груди, мне не оставалось ничего, кроме как молчаливо согласиться. Существо, недавно испугавшее меня до икоты, теперь несомненно являло собой образец мужской красоты. Длинные мускулистые руки выглядели сильными, как ветви дуба, но при этом удерживали меня с безукоризненной нежностью. Клацающая челюсть превратилась в волевой подбородок и чувственные губы, сейчас изогнутые в плутовской улыбке. Там же, где недавно были пустые глазницы, теперь сияли насыщенно-карие, с теплым янтарным отблеском глаза.

Как и Амон, второй принц явился в наш мир с обритой головой и в нелепой юбке, но все остальное в нем было безупречно. Кожа его имела тот же медовый оттенок, что и у брата – надо понимать, наследие жизни в тропическом поясе, – но на этом их сходство заканчивалось.

Хотя оба были прекрасно сложены, Амон казался крупнее и более крепко сбитым. Если его лицо имело открытое, прямое выражение, мой новый знакомец явно был себе на уме – и прятал за любезными манерами не одну шальную мысль.

Я все еще стояла, хмуро разглядывая лукавую ямочку у него на подбородке – черта, которой Амон тоже был лишен, – когда парень обратился к доктору Хассану:

– Что за прелестный дар ты приготовил мне, старик! Он почти возмещает скудный пир.

– Молю меня простить, – и археолог снова упал на колени. – Видите ли, у нас особые обстоятельства…

Договорить ему не дал Амон. Под глазами парня залегли глубокие круги, а кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок – но он все равно доковылял до нашей троицы, взял меня за предплечье и почти выдрал из объятий брата.

– Лилия – не жрица. И она не твоя игрушка!

Глаза звездного бога сузились, хотя губы продолжали улыбаться. Его усмешка стала только шире, когда он заметил наши переплетенные руки.