Раздвигая границы - Кэти Макгэрри

— Ты не в первый раз считаешь мои поступки грубыми. — Она посмотрела на меня. — Привет, Ной.

— Эхо. — Я позволил себе подойти ближе, сохраняя однако дистанцию. — Сегодня понедельник, что означает, днем у нас занятие.

— Тебе никогда не требовались дополнительные занятия, лишь мотивация.

Я потер шею, чтобы избавиться от напряжения.

— Слушай, я налажал в субботу. Мне не стоило поднимать тему брака. Я просто потерял голову. Ты нарисовала родителей, и я подумал, как я сильно тебя люблю и как хочу быть одновременно с тобой и братьями. Одна глупая мысль за другой, и я наделал кучку дерьма.

Губы Эхо дернулись.

— Это самое худшее извинение, которое я когда-либо слышала, но я его принимаю. — И ее глаза снова обратились на пустой холст.

Наконец я выговорил слова, которые не говорил ни одной девушке: я люблю тебя. Все без исключения жаждали услышать их, но мне казалось, что с этими словами расстояние между нами только увеличилось. Может, она не расслышала.

— Я люблю тебя, Эхо. Даже если ты никогда за меня не выйдешь, я люблю тебя. Мы найдем способ со всем разобраться. За моих братьев ты не должна отвечать.

— Знаю. — Она устало вздохнула, а ее нога начала постукивать по ножке табуретки. — Я тоже тебя люблю и поэтому считаю, что пора нам это закончить.

У меня внутри все сжалось от боли, которая мгновенно сменилась вспышкой гнева.

— Но ты сказала, что прощаешь меня.

Эхо взяла кисть, окунула ее в черную краску и поставила точки посреди холста.

— У меня есть двадцатипроцентный шанс унаследовать мамины гены.

— Какое это имеет отношение к нам? Ты не твоя мама. Тебе далеко до этой сумасшедшей суки.

— Она больная, Ной, а не сумасшедшая, — прошептала Эхо.

Весь этого разговор был безумным.

— Она резала тебя. Это ненормально.

Девушка закрыла глаза и вздрогнула.

— Я упала.

Я вырвал кисть у нее из рук и швырнул через всю комнату.

— Что за хрень! Если бы это была просто случайность, ты бы ее запомнила! — Я провел руками по лицу, пытаясь успокоиться. — Какое отношение имеет этот бред ко всему, что происходит? К нам?

Эхо открыла глаза, и на меня обрушилась волна страданий.

— Прямое.

Желание коснуться ее пересилило, и я сдался. Сделал шаг в ее сторону, но девушка спрыгнула с табуретки, загораживаясь ею. Я отбросил ее с дороги. Эхо прижала ладони к моей груди, пытаясь меня оттолкнуть.

— Я не могу думать, когда ты так близко.

Я прижал ее к стене.

— Мне не нравится то, о чем ты думаешь. Я останусь здесь до тех пор, пока ты не посмотришь мне в глаза и не признаешь, что ты моя.

Девушка опустила голову и спряталась за волосами. Когда зазвучал ее голос, я вспомнил, что было с Джейкобом, когда он наконец понял, что мама никогда больше не возьмет его на руки:

— Это не сработает. У нас никогда не было шансов.

— Вранье. Нам суждено быть вместе.

Эхо шмыгнула, и этот звук разбил мне сердце.

— Посмотри на меня, детка, — как можно нежнее сказал я. — Я знаю, что ты любишь меня. Три ночи тому назад ты готова была отдать мне все. Ты не можешь просто уйти от меня.

— Господи, Ной… — ее голос сломался. — Я ужасна.

Ужасна?

— Ты прекрасна.

Эхо наконец подняла голову. О только что пролившихся слезах напоминали дорожки на щеках.

— У меня не в порядке с головой. Через два месяца ты встретишься с судьей и убедишь его, что только ты можешь вырастить своих братьев. Я буду для тебя лишним грузом.

Настойчивый внутренний голос твердил мне заткнуться и внимательно слушать.

— Неправда. Братья полюбят тебя, а ты их. Ты не лишний груз.

— Представь, что может подумать обо мне судья. Ты действительно готов так рисковать? — Эхо сглотнула. — Через два месяца после того, как я оказалась в больнице, мне уже пытались вернуть мои забытые воспоминания. Мисси Коллинз сказала, что тот врач перестарался. Я сломалась. Проснулась в больнице двумя днями позже, но воспоминания так и не вернулись. Пока мне везло, но что, если удача от меня отвернется? Ной, посмотри на ситуацию со стороны. Я напугана и не помню, что со мной произошло. У меня уже был один срыв, потому что я пыталась вернуть свою память. У моей мамы биполярное расстройство. У большинства людей признаки начинают проявляться в подростковом возрасте или после двадцати. Что, если судья узнает обо мне? С какой психопаткой ты встречаешься?

Мне стало больно дышать. Уголки ее губ опустились, и Эхо погладила меня по щеке теплыми пальцами. Обычно от этого прикосновения я просто обмякал, но сейчас оно оставляло за собой открытую рану.

— Ты замечал, что, когда перестаешь упрямиться и принимаешь мою правоту, твои глаза чуть расширяются и ты наклоняешь голову вбок? — спросила она.

Я выпрямился и прищурился.

— Я люблю тебя.

Девушка сверкнула своей великолепной улыбкой, которая мгновенно испарилась.

— Братьев ты любишь больше. И я не против. Вообще-то это одна из причин, по которой я тебя люблю. Ты был прав. Я хочу семью. Но я никогда себя не прощу, если стану причиной, из-за которой разрушится твоя.

К моему ужасу, мои глаза уже жгло от слез, а в горле встал огромный ком.

— Нет, тебе не удастся провернуть эту жертвенную хрень со мной. Я люблю тебя, а ты — меня. Мы должны быть вместе.

Эхо прижалась ко мне всем телом, и пальцы ее запутались в моих волосах, глаза заблестели.

— Я люблю тебя так сильно, что никогда не попрошу сделать этот выбор.

Девушка встала на носочки, притянула к себе мою голову и нежно поцеловала в губы. Нет, это не будет наше «прощай». Я наполню ее и заставлю понять, что без меня она всегда будет чувствовать себя пустой и одинокой. Я клеймил Эхо собой. Мои руки заявляли свои права на ее волосы, спину. Мои губы — на ее рот и язык. Ее тело дрожало в моих объятиях, и я ощутил губами солоноватую испарину на ее коже. Она заставила себя отвернуться, но я крепче вцепился в нее.

— Нет, детка, нет, — прошептал я ей на ухо.

Тогда Эхо толкнула меня в грудь.

— Мне жаль. — И опрометью вылетела из комнаты.

Он любил меня.

Ной Хатчинс признался мне в любви, что превратило последнюю неделю в школе в абсолютный ад.

Прозвенел звонок. Одноклассники захлопнули учебники, застегнули рюкзаки и отправились на ланч. Я не пошевелилась.

Когда Ной прошел мимо и вышел из комнаты, выпрямив плечи и задрав голову, я чуть не сломала в руке карандаш. Он ни разу не посмотрел в мою сторону. А вот Исайя задержался, бросил на меня печальный взгляд и только потом последовал за другом.