Последний завет - Сэм Борн

Они свернули к мясным рядам, и Мэгги едва не затошнило от увиденного. Ободранные кроваво-красные туши висели на ржавых крюках, а под ними натекали целые лужи крови… На одном из прилавков были выставлены бараньи головы с ввалившимися глазами… В воздухе стоял тяжелый мясной дух…

— Мы почти уже пришли. Еще минута-другая — и мы на месте.

Набиль свернул в очередной проулок, оказавшийся царством сувениров. Мэгги почувствовала облегчение от того, что мясная торговля осталась у них за спиной, а людей вокруг при этом меньше не стало. Наконец он подвел ее ко входу в одну из лавчонок.

— Ну вот, пришли. Это магазин Афифа Авейды.

Она вошла вслед за ним в погруженное в полумрак тесное помещение. Набиль за руку поздоровался с молодым торговцем и что-то быстро сказал ему по-арабски. Мэгги уловила лишь одно слово: «Америка».

Молодой человек скрылся за занавеской и вернулся в сопровождении своей более пожилой копии. На втором человеке был английский свитер и очки в темной оправе. Он занял свое место за конторкой перед витриной с ювелирными украшениями и улыбнулся гостям:

— Рад познакомиться. Спасибо тебе, Набиль, что показал дорогу.

Мэгги обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как уходил Набиль.

— Спасибо! — крикнула она ему в спину.

Набиль на поверку оказался обыкновенным порядочным человеком, который пожелал помочь ей — точно так же, как сначала помогла его жена. Мэгги стало стыдно за свои подозрения. Паранойя… А впрочем, чему удивляться, принимая во внимание то, что с ней произошло до встречи с этой четой добрых палестинцев?..

Едва она подумала об этом, как между ног у нее вновь заныло, а память услужливо вытянула на поверхность последние слова того страшного человека: «А если не нравится, тогда не лезь в это дело, Мэгги Костелло. В противном случае мы вернемся и продолжим с тобой».

Ей вновь стало не по себе.

— Госпожа?.. У вас ко мне какое-то дело? — напомнил о своем присутствии Афиф.

— Господин Авейда, честно признаюсь, я уже и не чаяла застать вас в живых.

— Меня? У меня этой ночью убили двоюродного брата. Это ужасная трагедия для всей семьи. Но при чем тут я?

— Вам не приходило в голову, что брата убили по ошибке? И что убийцы на самом деле охотились за вами?

— Не понимаю…

— Они просто вас перепутали.

— Как это перепутали? Кто перепутал? Несчастного Афифа зарезали ночью на улице. Бандиты. У нас тут неспокойно, на его месте мог оказаться любой.

— Нет, не думаю, что это было случайное убийство. Скажите лучше, господин Авейда, есть ли люди, которые желали бы вашей смерти?

Лавочник был явно поставлен ее расспросами в тупик, что Мэгги, в общем, удивило. У него убили двоюродного брата, и он скорбел об этой потере вместе со всей семьей, но и в самом деле даже не допускал мысли о том, что смерть могла грозить ему самому.

— Мы можем поговорить… с глазу на глаз? Может быть, вон в той комнате? — Мэгги кивнула на занавеску, из-за которой Афиф появился пару минут назад.

— Нет, — как ей показалось, излишне поспешно ответил лавочник. — Мы можем говорить и здесь.

Он хлопнул в ладоши, и молодой человек тут же вышел на улицу. Поведение лавочника навело Мэгги кое на какие мысли. Решив проверить их, она решительно направилась к занавеске. Афиф мгновенно загородил ей дорогу.

— Господин Авейда, кажется, я понимаю… — улыбнувшись, проговорила она. — Я работаю на американское правительство, консультирую участников мирных переговоров. Меня не интересуют тонкости вашего бизнеса, и мне абсолютно все равно, что вы храните за этой занавеской. Клянусь. Я прошу вас помочь. Я убеждена, что вашего брата убили не случайно. И погибнут другие люди, если не разобраться с этим делом. Я хочу разобраться. Помогите мне.

— Продолжайте.

— Вы знали Шимона Гутмана?

— Слышал, конечно. Он был известным человеком у евреев. Его убили в прошлую субботу.

Мэгги внимательно пригляделась к Афифу. Тот явно нервничал. Значит, она не ошиблась.

— Афиф. — Она подалась ему навстречу, и голос ее приобрел оттенок доверительности. — Я еще раз повторяю, что не работаю в полиции. Мне плевать, чем вы тут торгуете. Я хочу, чтобы на эту землю пришел наконец мир, хотите верьте, хотите нет. Это все, что меня интересует. Без этого убийства не прекратятся. Погибнет много рядовых палестинцев и израильтян. Профессор Гутман был лишь первой жертвой. Клянусь, все сказанное вами останется при мне. Вы знали Шимона Гутмана лично?

Афиф нервно повел плечами и нехотя признался:

— Да…

— Как вы думаете, почему он упомянул ваше имя в телефонном разговоре с одним человеком накануне своей гибели?

На лице Афифа отразилось недоумение.

— Даже не знаю, что и подумать. Аллахом клянусь!

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

— На минувшей неделе.

— При каких обстоятельствах вы с ним виделись?

Афиф Авейда тяжело опустился на свой старенький диванчик, вытер со лба пот и неохотно, медленно начал рассказывать о том, что Гутман появился у него в лавке ни с того ни с сего, после того как игнорировал ее больше года. Что он, Авейда, воспользовался удобным случаем и предложил старому еврею их обычную сделку — перевод клинописных табличек в обмен на одну из них.

— И что было в этих табличках?

— Ничего интересного, правда. Описи имущества, кляузы на соседей, ученические упражнения.

— И все?

— Была одна любопытная вещица. Письмо матери к сыну.

— Профессор Гутман забрал ее?

— Нет, я не отдал.

— Но он хотел забрать?

— Да, всячески пытался лишить меня единственной ценной вещи во всем том хламе. Но я не отдавал, и он в конце концов отступился.

Мэгги задумалась. Что-то ей это напомнило…

— Вспомните все хорошенько. Он сразу вцепился в ту табличку, как только перевел ее, или сказал, что хочет ее взять, уже после перевода всех остальных?

— Госпожа, сколько уж дней прошло!

— Попытайтесь вспомнить, это важно.

— Ну… Нет, сначала он перевел все таблички. А потом, конечно, сразу затребовал то письмо, потому что все остальное ему не показалось.

Ага… Теперь Мэгги вспомнила. Она много раз проделывала тот же самый фокус. На Балканах, разговаривая с одной из противоборствующих сторон, она объявила, что камнем преткновения является свободный доступ к дороге, которая тянулась вдоль побережья. А с разоружением, мол, вполне можно было подождать. «Без решения по дороге я просто не могу вернуться к вашим оппонентам — они поставили передо мной такое условие. А на разоружении сторон они как раз сейчас не настаивают, так что этот вопрос предлагаю пока отложить». Как она и рассчитывала, ее собеседники сказали, что такое предложение их не устраивает. Они готовы разоружиться одновременно с врагами, но не могут вот так просто предоставить им доступ к побережью. Мэгги долго спорила, уверяла, что это ошибочное решение и ничего не может быть важнее дороги, что это заведет переговоры в тупик и она теперь ни за что не ручается. Под конец Мэгги «сдалась» и сказала на прощание, что постарается — уж как-нибудь — уломать противоположную сторону. В итоге она принесла противоположной стороне именно то, чего та и хотела в первую очередь — разоружение. А дорога им и даром была не нужна.