Пуля для полпреда - Фридрих Незнанский

Турецкий сунул сигарету в зубы, забегал по кабинету в поисках зажигалки – ее нигде не было: ни в ящике стола, ни в кармане пиджака, ни в брюках, ни в плаще. Нервно расшвырял бумаги на столе и только после этого увидел, что она лежит на видном месте. Импульсивным движением сломал кремень, от досады выплюнул сигарету на пол и в ярости растоптал каблуком. Гадство! Ненавижу. Он трахнул кулаком по столу и погрозил воображаемому Друбичу.

Турецкий умел проигрывать, сколько раз из-за всяких интриг его заставляли закрывать дела – он уже со счету сбился. Но сейчас было не то. По приказу Друбича или его босса – какая разница! – убили Дмитрия Голика, а ведь он даже свидетелем не был! Сколько раз Турецкий задумывался об этом, столько раз его охватывало глухое бешенство. Голик просто согласился помочь следствию, – в конце концов, так должен поступать любой добропорядочный обыватель. Это его гражданский долг, черт их всех раздери, или здесь в Златогорске такого словосочетания никогда не слышали?! Только и могут твердить: это вам не Москва… Турецкий выругался, так что в окнах зазвенели стекла, бессмысленно пошарил по столу, наткнулся на спичечный коробок, блаженно выкурил сигарету, уставившись в потолок, сосредоточенно, ни о чем не думая, после чего, наконец, немного остыл.

Друбич не мог знать, что кто-то слышал два выстрела, снова вернулся он к своим мыслям. В совокупности с пулей это мина замедленного действия под его версию событий, только на сей раз нужно распорядиться ею как следует. Нужно заставить Друбича на нее наступить, чтобы не бахнула вхолостую, как сегодняшняя экспертиза.

Будем надеяться, что Николай Иванович вообще нашел именно ту пулю.

Да ну, ту, конечно, ту, успокоил себя Турецкий. Он не сомневался: все произошло именно так, как он описал Друбичу на допросе, и тот факт, что фатальная пуля была выпущена не из табельного оружия подполковника, его обескуражил, но уверенности не поколебал. Если у Друбича был сообщник, например среди подчиненных, который предупредил его, что Вершинину стало известно про заговор, тогда все объясняется. У Друбича было время сориентироваться. Он предполагал, что может возникнуть ситуация, когда у него не останется другого выхода, придется застрелить Вершинина собственноручно. Поэтому и взял с собой левый пистолет, а потом от него избавился.

Хотя, с другой стороны, где бы он его так быстро достал, возразил сам себе Турецкий. В санатории? Заранее, скажем, за несколько дней предвидеть, что лодочник в последний момент испортит ему всю тщательно выстроенную комбинацию, Друбич никак не мог. Если у него и имелся запасной вариант, то он не сработал. Таким образом, причин обзаводиться незарегистрированным оружием у него не было. Нет, что-то тут не сходится! Версию в целом это не разрушает: Друбич при его изворотливости мог придумать какой-нибудь фокус с пистолетом. Это затрудняет доказательство его вины, но не более того.

Допустим, оружие, из которого был убит Вершинин, не найдется, продолжил рассуждения Турецкий, какое обвинение можно будет Друбичу предъявить?

Во-первых, место преступления. Он дал ложные показания на следствии и суде. Между вымышленным и реальным местом преступления расстояние порядка двух километров, ехать никак не меньше минуты. Друбич не кисейная барышня, а профессионал -начальник охраны полномочного представителя президента как-никак! Ссылки на стрессовую ситуацию и прочий детский сад не пройдут – здесь ему не отвертеться.

Во-вторых, его ложные показания слово в слово сходятся с показаниями Игоря Яковлева. Не может быть, чтобы Друбич провернул такую акцию в одиночку. Кто-то из прокурорских работников, ведших следствие, должен был ему помогать. То есть налицо преступный сговор с целью сокрытия обстоятельств преступления. За одно это ему грозит года три.

В-третьих, весьма вероятно, что после предъявления обвинения Друбичу и у Игоря Яковлева наконец-то развяжется язык. Тогда можно будет доказать еще и запугивание (и подкуп?) свидетеля.

А отсюда перекинуть мостик к мотивам: зачем подполковник пустился во все тяжкие? Чтобы скрыть убийство, совершенное собственной рукой, – другого резона идти на преступление у него быть не могло. А зачем он убил Вершинина? Чтобы избежать разоблачения в подготовке покушения – и доказательством этой версии служат показания Абрикосова.

Хорошо. А как может оправдаться Друбич? Он попытается дезавуировать показания лодочника и рассказать на суде историю про подготовку Вершининым покушения на самого себя. Вероятно, у него найдется и свидетель, который согласится подтвердить его слова. До сих пор речь о нем не заходила, но это не значит, что его нет. Мне не удалось как следует припереть Друбича к стенке, поэтому он держал козырь в рукаве. Не исключено, что свидетель не просто подкупленный субъект, а сообщник нашего великого комбинатора, и он не хочет раскрывать его раньше времени.

Ладно, допустим, Друбичу удастся убедить суд, что идея испортить мотор лодки исходила от самого Вершинина. Но как ему быть с реальным убийством? Если он собирается последовательно гнуть ту же линию, ему придется доказать, что и в этом случае все было подстроено по указанию полпреда, а вариант с лодкой был запасным. Он скажет, к примеру, что Яковлев согласно плану останавливал «Волгу», угрожая автоматом. Для убедительности он должен был сделать предупредительный выстрел в воздух. Когда «Волга» Вершинина затормозит, Яковлев берет автомат на ремень, делая вид, что останавливал машину по срочной служебной надобности, подходит и с расстояния в несколько шагов неожиданно стреляет из пистолета сквозь заднее стекло. Но промахивается. Друбич его задерживает. Яковлев сознается. На следствии и суде он дает нужные Вершинину показания, какие именно, Друбич не знает. Так должно было быть. Но Яковлев выпил, за ним тащился не вязавший лыка шурин, поэтому все пошло наперекосяк, и в итоге сержант действительно попал Вершинину точнехонько в затылок. Если Друбич сможет и в этом убедить суд, то он чист. Все противоправные действия он совершил по указанию полпреда, а после смерти Вершинина, по собственной инициативе, но во имя высших государственных интересов. Любой суд его оправдает.

Однако чтобы этот план сработал, его нужно либо заранее подготовить и действия всех участников, в первую очередь Игоря Яковлева, тщательно отрепетировать, либо кто-то из прокурорских работников, как и в предыдущем случае, должен Друбичу подыгрывать. Если выстраивать такую сложную комбинацию с ходу, без подготовки, неизбежно возникнут неувязки, противоречия в показаниях, кому-то необходимо все держать под контролем и координировать.

А на что Друбич может реально рассчитывать? Необходимой домашней заготовки у него нет: кому в голову могло прийти, что Николай Иванович отыщет пулю?! Игорь Яковлев плясать под его дудку больше не желает. Друбич понимает – должен понимать, – что в случае ареста я попытаюсь добиться его перевода для содержания под стражей в Москву, ввиду особых обстоятельств дела, там своего домашнего следователя и прокурора не будет, вся его сверхсложная игра полетит к черту. Ему останется только перейти в глухую оборону – заявить: он, мол, ни в чем не виноват, обвинения против него сфабрикованы от начала до конца по политическим соображениям – и ждать. Тянуть время. Надеяться, что во имя избежания грандиозного скандала Генпрокуратура сама замнет дело, а он отделается малым сроком, как Яковлев. Выгораживать и прикрывать его, конечно, никто не станет, единственное, в чем Друбич может не сомневаться: заказчик, будь то Бутыгин или Соловьев, постарается его убрать, пока он не раскололся.