Трудно быть богатой - Мария Жукова-Гладкова

Я наступила Саше-Матвею на ногу, а детям сказала, что «дяди» Камиля, по всей вероятности, еще нет в городе, иначе он бы уже обязательно заехал. Правда, я в этом сомневалась.

На обратном пути журналист высказался по поводу любви Камиля к детям — он впервые об этом слышал. А потом поведал мне еще несколько деталей из биографии Хабибуллина-младшего, характеризовавших его, как редкостную сволочь и маменькиного сынка, подобного Лешке. Правда, мать Камиля не шла ни в какое сравнение с Надеждой Георгиевной: ни партийной работой, ни бизнесом не занималась, посвящая себя домашнему хозяйству и детям, любимым из которых был младший, оберегаемый от всех невзгод.

В городе я высадила Сашу-Матвея у метро, а сама поехала к Сергею Сергеевичу, обещавшему подойти на работу во второй половине дня, после того, как выспится.

За столом убитого Андрея Геннадьевича сидел уже другой человек, который тут же подсунул мне «Маньяка и принцессу», желая получить автограф. Это что, теперь настольная книга в органах?

Первые минут пятнадцать говорили о моем творчестве, новый сотрудник отдела поведал о встречавшихся на его жизненном (вернее, милицейском) пути случаях изнасилования (чтобы я использовала их в следующем романе), потом коллеги отчитывались перед Сергеем Сергеевичем о проделанной работе — допросе сотрудников «Алойла».

— А дело от вас не заберут? — спросила я. — Ведь иностранцев же убили.

Милиционеры очень надеялись, что заберут, но пока им пришлось собирать информацию об убитом гражданине России и исчезнувшем шофере. Вообще мне пояснили, что скорее всего именно это дело будут вести и сотрудники ФСБ, и милиция одновременно. Милиция занимается уголовщиной, если же дело связано с политикой, его передают ФСБ. Я все равно ничего не поняла: какая политика, если речь шла о продаже и покупке нефти и нефтепродуктов?

Шофер, как выяснилось, давно работал в «Алойле» и ни в чем преступном ранее замечен не был. Так что в самое ближайшее время его найдут на дне какого-нибудь из многочисленных водоемов Петербурга — или закатанным в асфальт. Возможно, ему заплатили за то, чтобы вел машину по определенному маршруту и не мешал действиям бандитов — ну а потом и самого грохнули. Хотя странно, что не вместе со всеми.

Семья шофера ничего не знала, он просто не пришел домой ночевать. Мне предъявили фотографию, я опознала нашего вчерашнего водителя. Меня допросили ведя протокол, велев повторить все, что я знала. Я сказала то же, что и вчера.

— Благородные пошли бандиты, — заметил новый коллега Сергея Сергеевича. — Женщин не убивают.

Я отреагировала на эту реплику так, словно только что села на пчелу. Взвилась к потолку, повернулась к оперу своей разукрашенной щекой, потом предложила снять брюки и продемонстрировать ногу. Чтобы загасить конфликт, майор заметил, что у них в отделе всегда рады увидеть женщину без штанов, но в данном случае он сам в состоянии поведать коллегам, как вчера выглядела моя конечность.

— Сколько времени вы были без сознания? — спросил меня новый опер.

Я задумалась.

— Понятия не имею, — честно ответила. — Но когда очнулась, все уже уехали.

— Выстрелы слышали?

— Нет, — покачала головой я. — Вообще ничего не слышала.

— Минут пятнадцать наверное, — высказал предположение Сергей Сергеевич. — Она ведь явно головой об асфальт ударилась.

Со мной еще немного побеседовали и отпустили, приглашая заходить. Правда, не забыли упомянуть, что меня могут вызвать и повесткой, и не только они. Я сникла, но возразить не могла.

Также не хотелось предупреждать, что, возможно, не смогу появиться в связи с собственной кончиной или уходом в глубокое подполье.

Но майор последний вариант предусмотрел и попросил предупредить, если решу куда-нибудь отбыть.

— Лучше бы вы, конечно, из города не уезжали, — подал голос новый опер.

— Ольга Викторовна сама заинтересована, чтобы мы знали, где она находится, — усмехнулся Сергей Сергеевич. — У нее такие знакомые, что она предпочитает перестраховываться. Поэтому обязательно сообщит, где ее искать.

* * *

По пути домой я заехала на рынок, потом остановилась у ларьков, накупила продуктов на несколько дней вперед, а то неизвестно, когда удастся снова выбраться в магазин. Да и вообще, может, я все это делаю зря и не придется мне больше наслаждаться ни копченой колбасой, ни овощами с фруктами. На кого я детей оставлю? Кто их растить будет? Дедушки уже немолоды и не очень здоровы. На глаза невольно навернулись слезы. Хотя что это я?! Надо думать о хорошем.

Саша-Матвей уже пасся у подъезда, разговаривая с бабками, как всегда облепившими скамейку. Они наперебой рассказывали журналисту районные новости. Оказалось, что все его знают (заочно) и готовы удовлетворить любопытство. Как выяснилось уже у меня в квартире, я была основной темой местных сплетен. Если бы бабки еще знали, что я — Эросмани, про которую они оказывается тоже слышали (и, конечно, осуждали), то жизни мне бы не было вообще.

Журналист извлек из кармана пакет со свежеотпечатанными снимками (копиями виденных мною сегодня утром) и вручил мне, заявив, что негативы и еще два комплекта снимков остаются у него. Затем он достал небольшой диктофончик и вставил свою кассету.

Багиров договаривался с каким-то мужчиной (голос я слышала впервые, хотя откуда мне знать голос Виталия Суворова?) об организации покушения на себя. Оно изначально планировалось в лаборатории, куда Лешка повез нас с Катькой сдавать кровь. Поскольку Лешке в лаборатории доводилось бывать неоднократно, он хорошо знал расположение помещений (по крайней мере, части) и сказал Виталию, где его ждать. Далее Лешка заявил, что разыграет передо мной какой-нибудь спектакль (например, что поверил мне на слово), я, по всей вероятности, буду настаивать, что анализ все равно надо сдать, раз уж мы приехали, чтобы в дальнейшем у Лешки не возникало подозрений.

Из памяти всплыла сцена перед лабораторий. Он ведь в самом деле собрался уезжать, что-то подсчитал на калькуляторе… А потом ему на руку сыграла Катька.

Суворов (или кто это был) предлагал действовать по обстоятельствам и вообще считал, что лучше не разыгрывать комедию: а вдруг я не буду настаивать на анализе, а наоборот сяду и уеду, послав Лешку куда подальше? В этом месте мне была дана не самая лестная характеристика. Лешка считал, что любая баба за такое наследство удавится, и я из кожи вон полезу, чтобы доказать Лешкино отцовство. А тут у меня будет на руках документ. Тем более, мне нечего бояться.

— Ты абсолютно уверен, что ребенок твой? — спросил незнакомый мне мужской голос.

— В этом случае — да, — надменно заявил Багиров. — Ты мою женушку видел? Редкостный крокодил. Я женился на ней только, чтобы от армии закосить: она беременна от меня была. Ну, трахнул ее по пьяни. В темноте не заметил, что она мне под бок прилегла. При свете даже трезвый бы не притронулся. Хорошо хоть и сын, и дочь на меня похожи. И мать моя считала, что с такой женой, как Ольга, проблем не будет. Тихая мышка, будет дома сидеть, детей растить, мне гулять не мешать. Когда мать мне все по полочкам разложила, я и подумал: а чего не жениться? Но через год все равно развелся. Мать психушку организовала, от армии я закосил, ребенок родился… А видеть каждый день Ольгу… Не-е, я решил, что с другими бабами и так разберусь, но с ней разводиться надо. А кроме меня у нее мужиков не было — ни до, ни после. Кто на такую позарится? Так что тут без дураков — мои дети. Оба.